Не мил стал теперь отцовский кабинет. Она иногда с тревогой в сердце подумывала, что ее специальность не будет иметь широкого применения, что в несчастной России, по темноте и невежеству правителей, религия долго еще будет играть гораздо бóльшую роль в лечении, чем хирургия…
Неожиданный вой сирены, прорезавший тишину, заставил ее вздрогнуть. Она услышала шум и крики, доносившиеся с Приморской улицы, и вышла на балкон.
Длинный серый миноносец бросил якорь перед самым бульваром. Ирина отвернулась. Ее глаза остановились на большом сером доме, стоявшем на углу Набережной и Дворянской.
— Господи, — прошептала она, — неужели я буду там жить? Как же это? Из-за денег я должна выйти замуж за человека на двадцать лет старше меня… Почему все хотят этого? Неужели я могу полюбить его?
Серый дом принадлежал миллионеру Месаксуди и считался самым красивым из всех домов в городе. Своей архитектурой дом напоминал средневековый замок. Ирина мысленно перенеслась внутрь здания. Она была уже знакома с этими роскошными хоромами. Совсем недавно она со всей семьей обедала у Месаксуди. Не был там один Олег, отказавшийся ступить ногой в «буржуйский дом», чему родители были очень рады, боясь, как бы он не сцепился там с кем-нибудь «по поводу политики».
Роскошно убранные комнаты, красивая мебель, дорогие и редкие картины… Месаксуди сидит рядом с ней, они смотрят через огромные открытые двери на синее море, на золотой солнечный дождь, заливавший все вокруг…
Но образ Месаксуди расплылся и исчез. Вместо него появился другой — молодой, красивый юноша в белом летнем костюме, залитом солнечным дождем. Он шел к ней навстречу, но лица его почему-то никак нельзя было разглядеть…
На рассвете, когда дом еще крепко спал, Олег вскочил с постели, умылся, захватил походный мольберт и отправился на гору Митридат.
Поднявшись на вершину, где стоял государственный знак — четырехгранный конусный, гладко отшлифованный диаритовый камень, Олег бросил под него папку, положил туда же мольберт и, усевшись с другой стороны камня, стал глядеть на море.
Солнце еще не взошло, но половина небосклона была уже залита ярко-красным светом и огромная пепельно-лиловая поверхность моря начинала волноваться.
С правой стороны, далеко за морем, из предутреннего сумрака вставали синие изломы гор и уходили в бесконечную даль, сливаясь с небосклоном.
Город лежал у подножия горы и неясными глыбами домов выступал из полумрака.
Олег начал писать эскиз.
Показавшееся за далекой гранью моря солнце наполнило его душу радостью. «Вот он, благодатный свет, который озарит прекрасное грядущее! Счастливая и долгожданная минута, она осветит и страшную, и прекрасную землю, откроет новую жизнь — мою жизнь и мою славу!»
Он был так увлечен работой, что не заметил подошедшего к нему человека, и обернулся лишь тогда, когда за его спиной раздался голос:
— Позвольте, молодой человек, это еще не жизнь, реальной правды не чувствуется.
Олег повернул голову и увидел перед собой седого, с морщинистым лицом, завернутого в плащ, сухонького старичка.
— А-а… Привет, маэстро!.. Вы тоже здесь?! — Олег быстро поднялся и пожал руку старому художнику.
— Я давно наблюдаю за вами, — проговорил старик. — Признаться, не хотел вам мешать… Велика, велика фантазия!
— Разве это плохо? — насторожившись, спросил Олег.
— Помоги вам бог, — ответил старик, рассматривая эскиз.
Олег внимательно следил за художником. Он решил почему-то, что старик сердится. Но не успел он об этом подумать, как старик воскликнул:
— Это безумство, молодой человек! Безумство втискивать в картину такое пространство, такой объем жизни! Я чувствую, на что вы замахнулись!
— Да, — сказал Олег, — я замахнулся на весь старый мир! Но разве на этот старый мир не замахнулась история?
— Ба-ба-ба! Да вы на самом деле отчаянный человек! Впрочем, что ж, смелость города берет… Не буду вас расстраивать. В истории было немало примеров дерзновенной смелости, увенчавшей смельчаков лаврами… Ломоносов, Петр Великий, Александр Невский, Пушкин, Македонский, Наполеон, Микеланджело, Толстой — все это отчаянные смельчаки. Не правда ли? Уж не думаете ли и вы занять себе местечко рядом с ними?.. Вы извините меня за стариковскую болтливость, люблю поговорить.
— Напротив, — ответил Олег.
Старик усмехнулся и сказал:
— Ну, соловьев баснями не кормят. Не угодно ли зайти ко мне чайку откушать?