Такая неожиданная откровенность Коврова совсем ошеломила Ирину. Она собралась задать ему какой-то вопрос, но в дверь просунулась седая голова Маланьи.
Ирина подняла на Коврова глаза, как будто хотела сказать ему что-то большое и важное, но не решилась и ушла.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Город оделся в первый, пушистый снег, он казался полным тишины и мира. Все больше появлялось на улице нарядной публики. Богатые дамы щеголяли в роскошных шубах. Вылезли купцы, приглаженные господа, старые «общественные» деятели, чиновники, офицеры. По улицам шумными группами слонялись гимназисты. И редко, очень редко среди этой пестрой толпы появлялись рабочие, солдаты, матросы.
Повеселевшие городские обыватели говорили, что революция теперь кончилась, что советская власть везде и всюду рушится, что окруженные в Москве большевики объявлены вне закона. «Одним словом, — заключали сытенькие люди, — конец войне, наступает хорошее, старое российское время».
В тихий морозный день Ирина упросила Олега выйти с ней погулять. Идя по Воронцовской улице, они болтали о всяких пустяках.
— Как хочешь, — говорила Ирина, — а с этого дня мы начинаем регулярно гулять. Так жить нельзя. И так работать нельзя, как ты работаешь, — это безумие!
— Ладно, ладно, хирург, я согласен, — успокаивал ее Олег, смеясь.
Женский голос окликнул их. Брат и сестра обернулись и в один голос воскликнули:
— Клава!
Девушки поцеловались. Олег смущенно смотрел на Клаву: это была его петербургская любовь и подруга детства Ирины, дочь отставного генерала Хрусталева.
— Олег, а ты изменился! — щебетала Клава. — Что грустный такой?
Клаву любила вся семья Крыловых. За кротость и мягкость характера ее звали ангелом. Крыловы не могли дождаться того дня, когда она окончит институт и обвенчается с Олегом. Но этого не случилось. Девушку выдали замуж за высокообразованного и богатого поручика Иванова.
Клава, обрадованная и счастливая, шагала вместе с друзьями.
— Я ведь случайно попала в этот город, — рассказывала она. — Когда мы услышали, что всех дворян будут арестовывать и отдавать на суд матросам, мы с папой сейчас же вслед за вами решили уехать из Петрограда. Прибыли в Крым и поселились в Ялте. Папе кто-то сказал, что вы в Крыму. Я была в Симферополе, Севастополе, писала в Феодосию — все безрезультатно. Сюда не хотела ехать, это папа меня насильно затащил, здесь у него приятель есть, петроградский присяжный поверенный, вы его знаете…
— Знаю! — воскликнула Ирина. — Это его сына, юнкера Жору, разжаловали, съели мальчишку.
— А! Мы слышали, — сказал Олег. — Он в крепости во время расстрела запротестовал против казни беременной женщины.
— Вот поэтому мы сюда и приехали. Папин двоюродный брат, дядя Вася, женат на двоюродной сестре Гагарина… Да, милые, я теперь скоро не уеду от вас. Побуду с вами, а потом уже к мужу. Муж теперь в Екатеринодаре, в Верховной ставке.
— А мы тебя и не выпустим! — ответила Ирина.
— Что судьбой назначено, того не минуешь, — сквозь слезы проговорила Клава, прикладывая платок к глазам.
— Клавочка, перестань, — Ирина успокаивала подругу, а сама тоже вытирала слезы. Она была рада появлению Хрусталевой. Может быть, ее приезд внесет в дом новое, разрядит неприятную атмосферу, которая сложилась в семье.
Олег, наоборот, испытывал какое-то беспокойство. Перед ним возникал образ Ани, и он невольно сравнивал ее с Клавой, даже нашел что-то общее между ними.
Олегу нравились в Ане ее простота, решительность. Она была полна жизни, по-иному смотрела на вещи — по-особому радовалась им, видела во всем всегда что-то новое. Она любила природу и от всей души, как ребенок, восхищалась ею.
— Англичане! Англичане! — крикнула Клава. — Какая прелесть!
По мостовой промаршировал отряд английских моряков — высоких, стройных, чувствующих себя как в Лондоне.