Ковров, сообразив, что положение безвыходное, громко крикнул:
— Стой! Кто идет?
Гул шагов оборвался, эхо поползло, медленно замирая в глубине.
Человек в бурке рванулся в сторону и стал за выступ.
Начались переговоры.
— Зажигай свет! — закричал Ковров. — Это Женька Колдоба!
Через минуту могучая фигура Колдобы была окружена делегатами.
— Как ты попал сюда? — спрашивали его Горбылевский и Ковров.
— Как — это легко сказать, — ухмыляясь, ответил Колдоба. — Я же здесь ховаюсь. Тут, думаю, балаган добрый, дождь не замочит, — он показал глазами на потолок коридора.
Все засмеялись.
— Втроем? — любопытствовал Ковров, посматривая на сопровождавших его людей.
— Да нет, там еще есть.
Он пригласил пойти посмотреть на его ребят.
Пройдя немного, они услышали звуки отдаленного пения. — Это мои архаровцы, — гордо пояснил Колдоба.
Песня неслась все громче и громче:
Мощные голоса поющих были совсем близко. Уверенно гремели басы, звенели тенора, им вторил невидимый хор.
Песня, звучавшая в мрачной темноте коридора, наполнила сердца делегатов торжественной радостью.
— А наверху не будет слышно? — спросил Горбылевский.
— Нет, — ответил Колдоба, — проверяли — не слышно.
Шли главным ходом. Этот туннель был самым длинным и широким во всем подземелье. Тут могли бы пройти целые кавалерийские части. Галерею эту каменорезы прозвали «Адовым проспектом». Он казался нескончаемым, выступающие из тьмы углы напоминали могучих быков, державших на себе махину верхнего слоя, который отделял мир земной от подземного. Скоро Колдоба свернул в небольшой туннель.
Показался колеблющийся огонек прикрепленной к стене коптилки. Под огоньком вырисовывались темные контуры человека с ружьем. Издали он окликнул:
— Пропуск!
— Свои, — ответил Колдоба громовым голосом.
Часовой узнал начальника.
— О, у тебя совсем по-военному! — проговорил Ковров, беря под руку Колдобу.
— Тут, Сергей, надо ухо держать востро. Могут внутрь полезть гады и наскочить. А так ничего, сидеть можно.
— А сколько вас? — не утерпел Ковров.
— Ха, увидишь!.. Вот он, мой лагерь. Смотри!
В тупике, похожем на огромный продолговатый зал, горело множество огоньков. Вытягиваясь желтыми языками из бутылок и консервных банок, прикрепленных к стенам, они тускло освещали тупик. В глубине его стояли и лежали на соломе люди и молча вглядывались в пришедших.
— Хлопцы, в дубá! — вдруг крикнул Колдоба.
Словно ветром сдуло людей. Загремели большие кованые сапоги, зашуршали плащи, забряцало оружие, замелькали зюйдвестки, фуражки и шапки.
Не прошло и минуты, как вдоль стен стояли, выстроившись в две шеренги, рыбаки, вооруженные винтовками, дробовиками, берданками и обрезами.
Они весело поглядывали на своего командира и посмеивались.
Колдоба смотрел на Горбылевского и Коврова, будто спрашивая: «Ну что, видели?» Потом повернулся к шеренгам и спросил стоящего впереди матроса:
— Ну как, товарищ Ставридин, рыба будет?
Ставридин стал по-военному и, подняв руку к бескозырке, смеясь отчеканил:
— Будет, товарищ атаман!
Колдоба засмеялся, затем шутливо скомандовал:
— Ложись и жди рыбного ветра!
Веселая ватага рыбаков, гордясь своим лихим атаманом, со смехом и прибаутками расположилась по своим местам.
Колдоба отошел к гостям. Он виновато поглядывал на Горбылевского и Коврова. Ему показалось, что они недовольны его самочинными действиями по организации партизанских отрядов. Желая убедить Коврова в своей правоте, он взволнованно обратился к нему:
— Клянусь, Сергей, я скоро не дам покоя белякам и интервентам, я буду их лупить из-за каждой стенки. Ты увидишь, что я с ними сделаю, дай только опериться. Я сейчас голый. Мне бы только оружия! — почти закричал он и сжал кулаки.
Ковров хорошо знал Колдобу, знал его упрямый характер, бесстрашие и храбрость, видел в нем незаурядного командира-самородка, который при случае быстро развернет свои способности.
Появление Колдобы несказанно обрадовало Коврова. Он с похвалой отозвался о действиях Колдобы и его отряде. Ковров умел подходить к людям.
— То, что ты сделал, хорошо. Сумей только выполнить обещание.