Как только часовой поворачивался спиной к Ане и направлялся в противоположную сторону, она, улучив минуту, крадучись прыгала через камни, пробираясь все ближе и ближе к входу.
Добравшись до высоко сложенных штабелей камня, когда-то вывезенного из каменоломен, она спряталась. Оставалось сделать только один прыжок — и она у цели. Но солдат, как назло, топтался, на одном месте. Он поминутно смотрел вниз, на заход, словно ждал, что оттуда кто-то выскочит.
Терпение Ани иссякло. Ее било как в лихорадке.
Часовой, постояв на одном месте, повернулся к ней спиной и, вскинув на плечо винтовку, начал потирать озябшие руки.
Аня вся подобралась и, подавшись вперед, застыла. Затем, упершись руками о выступ камня, стремглав бросилась к заходу.
Едва она достигла туннеля, как раздался винтовочный выстрел. Аня почувствовала боль. Неодолимая тяжесть клонила ее к земле.
Перед ней замелькали какие-то зеленые огоньки, они долго стояли в ее глазах, потом медленно угасли с каким-то тонким журчаньем.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Генерал Гагарин бросил к каменоломням все воинские части, какие были в это время в городе: карательную экспедицию Мултыха в количестве двух сотен казаков, эскадрон формирующегося здесь Второго конного полка и пехотную роту особого назначения, состоящую из офицеров, юнкеров и вольноопределяющихся.
Мултыховцы, выскочив из города, миновали деревню Капканы, лежавшую за километр от каменоломен, примчались к металлургическому заводу. Обогнув его, рассыпались и пошли лавой в обход каменоломен с восточной стороны. Эскадрон Второго конного полка, на темно-серых лошадях, зашел с северной стороны. Пехотная рота, выйдя из города, расползлась зеленой цепью по хмурому полю и подобралась с запада к холмистым возвышенностям каменоломен. Таким образом, вся бугристая и изрезанная длинными желтовато-белыми карьерами территория Аджимушкайских каменоломен была охвачена кольцом войск. В это окружение попала и вся довольно большая деревня Аджимушкай, раскинувшаяся над подземельем.
Съезд происходил в большом тупике туннеля, освещенного тусклыми, мигающими огоньками ламп и фонарей, прикрепленных к стенам.
Делегаты в рабочих, замазанных машинным маслом кепках, кожаных картузах, в заячьих и солдатских старых шапках, в бараньих полушубках, в ватных пальто или истертых шинелишках, густо рассевшись на разложенных рядами белых квадратах выпиленного известняка, жадно ловили слова своих выступающих товарищей. Табачный дым сизыми облаками поднимался к мокрому, покрытому плесенью потолку и, казалось, медленно уползал куда-то в жуткую и ледяную черноту подземелья.
Когда двое каменорезов принесли раненую Аню Березко, съезд уже заканчивал работу. Он избрал Военно-революционный штаб, который должен был возглавить партизанское движение на Керченском полуострове.
Закрывая съезд, Ковров огласил список членов штаба. В него вошли; Савельев, Ковров, Горбылевский, Колдоба, матрос Ставридин, молодой рабочий Васин, солдат-крестьянин Логунов.
Первым узнал об окружении каменоломен Ставридин. Он незаметно подошел к Коврову и на ухо сказал то, что сообщила ему Аня.
Взгляд Коврова сразу стал суровым и решительным.
Делегаты заволновались, поднимаясь со своих мест. Дым тревожно задвигался под потолком. Пугливо замигали огоньки.
— Успокойтесь, товарищи! — крикнул Ковров. — Заседание съезда продолжается.
— Нас окружили? — раздался голос какого-то делегата.
Ковров резко отмахнулся, как бы сказал: «Да ладно», и, вспрыгнув на камень, окинул всех из глубины тупика своими блестевшими глазами.
— Товарищи! сказал он, задыхаясь от волнения. — Мы никогда и никому не отдадим нашей свободы. Помните, что первый наш коммунистический призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — стал призраком смерти для всей буржуазии мира. Вот они, четырнадцать капиталистических держав, объединились и обрушились на нашу свободную республику. Почему они так делают? Да потому, что они хорошо знают, что в нашем пролетарском единении их неминуемая гибель, их смерть!
— Именно так! — крикнул стоявший около него старый рабочий, подняв свою огромную руку, и, потрясая ею, добавил: — Кровь пришли пускать из нас, из трудовых людей. Надо нам, товарищи, сжиматься в кулак и крепко дать им в зубы, чтобы не совали они свою заморскую морду сюда, к нам…
Ковров продолжал:
— Товарищи крестьяне! Как никогда, надо держаться локтя рабочего. Надо идти с рабочими рука об руку, идти в ногу с ними, и тогда никто нас не сломит! Только он, организованный пролетариат со своей партией большевиков, приведет к той светлой жизни, о которой веками мечтали все трудовые люди. Мы спустились сюда, в это подземелье, ради своей свободной жизни, ради победы. Мы вынесем из этой вековечной темноты на свет свое красное знамя, соберем около него своих братьев и пойдем на последнюю борьбу. Мы победим, товарищи, потому что мы свободные люди. А освобожденный человек — это непобедимый человек! Его никому теперь не заковать в цепи! — Ковров снял фуражку, встряхнул волосами и запел сильным, высоким голосом: