И прежде чем Элея успела что-то возразить, её окружили. Комната наполнилась пульсирующей энергией Тьмы — прохладной, как ночной ветер, и могучей, как удар стихии.
Девушка чувствовала, как её наполняют, укрепляют, плетут вокруг неё и ребёнка невидимую защитную сеть из древней магии. В Элее росло ощущение, что её тело и жизнь больше не принадлежат ей.
Теперь же, сидя за столом, где Илсира накладывала ей в тарелку двойную порцию супа от Ариона, а Лираэль поправляла подушку на стуле, Элея наконец нашла в себе силы задать вопросы, терзавшие её:
— А что… что будет дальше? Как ребенок будет развиваться? Сможет ли моё тело вынести это? И… ритуалы? Вы говорили о ритуалах принятия в Тьму. Я… я даже не знаю, хочу ли этого.
Астелла, вернувшаяся с улицы, села напротив. Её золотые глаза холодно сверкнули.
— Ты уже часть этого. Носишь в себе наше будущее. Твоё тело мы укрепим, мы не дадим тебе иссякнуть. Ритуалы… они нужны, чтобы окончательно связать твою душу с нашей силой, чтобы защитить и тебя, и дитя от внешних угроз. Это необходимость. Дождёмся Зетринна и всё проведём. Он же у нас теперь отец.
— Но Зетринн… — начала Элея. — Он же ничего не знает.
— И пока не узнает, — холодно парировала Астелла, и в её улыбке не было ни капли тепла. — Время ещё есть. И мы решили его немного наказать. — Её взгляд скользнул по остальным собравшимся за столом сородичам, и те молчаливо кивнули в знак согласия. — Он вёл себя как дикий зверь, думая только о своей боли и своей страсти. Запугивал тебя. Он не заслужил права знать первым. Пусть помучается. Пусть почувствует, каково это — быть в неведении.
Астелла злобно усмехнулась.
— Так сказать, маленькая месть.
Элея с ужасом осознала, что это была не просьба, а приговор.
Её мнение не спрашивали.
Их прощение, их забота, их внимание — всё это было не ей. Это было сосуду, в котором хранилось их дитя. Элея была ценным артефактом, принесшим им долгожданное чудо.
И сейчас, глядя на их сосредоточенные, серьёзные лица, почувствовала острое, щемящее желание увидеть Зетринна. Только его ярость, эгоизм, неконтролируемая страсть казались сейчас единственной силой, способной вырвать её из этого душащего плена всеобщей, безраздельной и ужасающей «заботы».
Элею душило и раздражало — казалось, воздуха не хватало от этих бесконечных прикосновений. Ладони то и дело тянулись к животу, желая ощутить крошечное биение жизни внутри. По словам Ариона и Астеллы, малыш сейчас был лишь размером с маковое зернышко, но уже стал центром этой безумной вселенной, вытеснив всё остальное.
Как же быстро и легко стёрся в их памяти образ предательницы — всё внимание теперь принадлежало её нерождённому ребёнку и проступкам отсутствующего Зетринна.
Спасаясь от навязчивой заботы, девушка сорвалась наверх, в свою комнату. Захлопнула дверь и прижалась к ней спиной, словно пытаясь спрятаться от всего мира. По щекам покатились горячие, горькие слёзы, оставляя солёные дорожки на коже.
Давящая, всепоглощающая усталость накрывала с головой — усталость от самой себя, от этого бесконечного изматывающего бега, от ноющей боли, вцепившейся в самое сердце мёртвой хваткой. Вся жизнь, всё пережитое, казалось, обернулось сплошным, беспросветным мучением.
Сейчас, в этот миг, грудь стягивали невидимые тиски, не позволяя вдохнуть полной грудью. И оставалось только одно желание — примитивное, отчаянное: бежать.
Снова и снова
Хотелось просто спрятаться ото всех. Но путь назад был наглухо отрезан, и оставался лишь один — вперёд, прямо к нему, в пугающее, неизведанное будущее.
От этой мысли становилось жутко страшно, невыносимо тревожно.
Как можно всё это принять? Как смириться?
«Да, да, да!» — застучало в висках, вопреки всем страхам.
«К дьяволу всё!»
Мысль перевернулась, обретая странную ясность. Ладони сами потянулись к ещё плоскому животу, лёгкое прикосновение скользнуло по коже.
— Не волнуйся, малыш. Скоро он придёт. Обязательно придёт. И заберёт нас. Уведёт в тишину, в покой... Мне этот покой так отчаянно нужен...
И в этот миг ночную тишину разорвал протяжный, до боли родной вой.
Сердце совершило резкий, болезненный скачок, готовое вырваться из груди. Реакция была мгновенной — тело вскочило с кровати, ноги сами понесли к двери. Она распахнула её и выбежала в коридор.
Босые ступни дрожали, касаясь деревянных ступенек.
Внизу, в полумраке гостиной, уже выстроилась живая стена из сородичей Зетринна, создавая непреодолимую преграду.