Элея вздрогнула от слов, затем медленно выдохнула, смиряясь с реальностью. Молча наблюдала, как большая, сильная рука потянулась к кисти.
Длинные, шершавые пальцы нежно скользнули по запястью, исследуя тонкую кожу, ощущая пульс, и медленно спустились ниже, переплетаясь с пальцами.
Ладонь была горячей, живой, и это тепло казалось удивительно приятным и успокаивающим после леденящего страха. Сдалась, позволив пальцам сомкнуться.
Пристально наблюдал, золотые глаза выискивали малейшие признаки боли или дискомфорта.
— Всё хорошо? — повторил тихо. — Сородичи не причинили вреда? Никто не посмел?
Покачала головой, ощущая новую волну усталости.
— Почему они все были в доме? — голос понизился до сдавленного, почти умоляющего шёпота, в котором сквозил неподдельный страх и ревность.
Устало вздохнула, сжимая пальцы в ответ, пытаясь передать хоть каплю спокойствия.
— Первоначально хотели просто посмотреть… — начала, подбирая слова. — Узнать, что я за тварь, что с тобой сделала. А потом… — запнулась, глядя прямо в глаза. — Ты сам не чувствуешь?
Взгляд встретился с непониманием.
— Не чувствую что? — последовала долгая пауза.
— Запаха, — подсказала с надеждой.
Наклонил голову, как в волчьем облике, и снова принюхался. Обоняние, всегда невероятно острое, уловило лишь её собственный, безумно приятный аромат, смешанный со следами страха и усталости. Больше ничего.
Сердце ёкнуло от внезапного осознания. «Не чувствует? Своего же ребёнка?»
Сглотнула ком в горле, выдохнула и, не говоря ни слова, потянула руку к себе. Мягко, но настойчиво положила ладонь на ещё плоский живот, прижав её своей дрожащей рукой.
— Почувствуй, что внутри, — прошептала, голос прозвучал тонко, почти пискляво от напряжения. — Энергию… ты же должен уловить.
Ладонь приятно согревала кожу сквозь тонкую ткань платья. Брови поползли вверх, выражая изумление. Рот приоткрылся и оставался открытым на долгие минуты, застыв в немом вопросе.
Золотые глаза округлились, полные чистого, нефильтрованного удивления. Когти, обычно скрытые, непроизвольно выдвинулись, царапнув ткань дивана.
— Как… такое возможно? — голос сорвался, низкий, хриплый и до боли поражённый.
Выдохнула с облегчением, наконец сбросив груз.
— Астелла почувствовала сразу, очень удивилась и… изменила своё мнение обо мне. Как и другие. Все были рады такому событию. — Взгляд пытался прочитать хоть что-то в потрясённом лице. — А ты… что думаешь?
Смотрел, не моргая, а потом губы дрогнули, расплывшись в широкой, сияющей улыбке. Она смягчила строгое лицо, сделав его моложе и беззащитнее.
— Я счастлив, — прозвучало тихо, но с непоколебимой уверенностью. — А ты?
Помолчала, отвела взгляд, собирая мысли.
— Я устала, — призналась, возвращая взгляд. — От них всех. Хочу покоя и привести мысли в порядок.
Немного нахмурился, и в глазах мелькнула тень беспокойства.
— Хочешь этого ребёнка, Элея? — спросил серьёзно, вглядываясь в лицо, ища малейшую фальшь. — От меня? Сейчас важно это услышать.
Закрыла глаза, чувствуя новую волну слёз — на этот раз от облегчения.
— Разве я сказала «нет»? — прошептала, открывая глаза. — Хочу отдохнуть. Давай поговорим завтра. Это всё было безумие.
Посмотрела в золотые глаза и тихо, но твёрдо добавила:
— Поговорим о нас. Завтра. А сейчас… просто отнеси на кровать. Она тут есть? Обними и… поспи со мной рядом.
Не заставил ждать ни секунды. Без раздумий, с невероятной, бережной нежностью подхватил на руки, прижал к груди, надёжно устроив в объятиях, и направился к одной из четырёх дверей.
38 глава
Тяжёлые веки дрогнули и с усилием приподнялись.
Мир встречал затуманенным, размытым взглядом — словно сквозь стекло, покрытое росой. Из полумрака проступали лишь пыльные солнечные лучи, узкими, почти мистическими полосами пробивавшиеся через щель между тяжёлыми тёмными шторами.
Сознание, густое и липкое, медленно собирало по осколкам вчерашний хаос: ярость Зетринна, его внезапное появление в родительском доме, мгновенный рывок пространства, перебросивший её сюда — в роскошную, чужую тишину.
И его слова. Его признание.
Тихий, судорожный вдох разорвал неподвижность комнаты. Память и осознание обрушились на неё оглушительной волной, и вместе с ними — тяжесть того факта, в чьих объятиях она проснулась. Мощное, тёплое тело обнимало её со всех сторон — и было одновременно ложем, клеткой и невозможным укрытием.
Каждый нерв отзывался на это близкое присутствие — дрожью, тревожным трепетом, сладкой паникой. Спина ощущала каждую рельефную линию его груди, каждый упругий изгиб пресса. Под кожей, там, где прижималась к нему, ясно чувствовалось тяжёлое биение сердца — редкий, глубокий удар, отзывавшийся в её собственных рёбрах.