Лапы вытаптывали землю, когти рвали корни, уши ловили каждый шорох, каждый треск ветки, каждый вздох ночи…
Ничего. Волк остановился, поднял морду, золотые глаза впились в тьму, в ту самую точку, где они исчезли, где их скрыли от него.
И завыл.
Долго. Громко. Безумно.
Этот звук разорвал ночь, заставил листья содрогнуться, зверей затаиться.
Он не отпустит. Она не сбежит.
Рычало его сознание, кровь, сама душа.
На следующий день Зетринн стоял в опустевшей квартире, и каждый мускул был напряжён до предела.
Солнечный свет пробивался сквозь шторы, освещая пыль, что медленно кружилась в воздухе. Зетринн не двигался, застыв посреди комнаты, золотые глаза — холодные, но горящие изнутри — методично осматривали каждую деталь.
Здесь всё пахло ею.
Слишком сильно.
Слишком навязчиво.
Каждый вдох обжигал.
Следы духов на подушке, аромат кофе, что пила в последнее утро, еле уловимый оттенок пота на брошенной кофте…
Зетринн закрыл глаза, ноздри дрожали, впитывая, запоминая, сравнивая с тем, какой была тогда, в его руках, в его постели, в его жизни…
Разница резала, как нож.
Она изменилась.
Исчез тот запах страха, того дикого, первобытного ужаса, что когда-то смешивался со сладкой дрожью. Теперь здесь было что-то другое — усталость? Смирение?
Ненавидел это.
Ненавидел, как отсутствие было таким ощутимым, как каждая вещь кричала о ней, но самой не было.
Книги на полке — она их трогала. Чашка на столе — из неё пила. Одеяло на диване — под ним спала, возможно, мечтала, возможно, вспоминала его…
Или нет.
Может, уже забыла.
Может, вычеркнула.
Мысль взбесила, клыки обнажились в тихом, зверином оскале, пальцы впились в спинку стула, дерево заскрипело под натиском ярости.
И тогда —
Прошептал её имя.
— Элея.
Тихо. Глухо. Как проклятие.
Звук разорвал тишину, упал на пустые стены, отскочил, вернулся — чужим, одиноким эхом.
Прошёлся по квартире, остановился перед дверью в душ — оттуда сильнее всего исходил её запах.
Не удержался — зашёл в ванную комнату.
Сердце бешено колотилось, кровь гудела в висках.
На крючке висел халат — тонкий, пропитанный едва уловимым ароматом кожи. Сжал ткань в кулаках, вдохнул глубже, и низ живота сжало от жгучего желания.
Зарычал, стиснув зубы, словно зверь, настигший добычу.
Возбуждение накрыло с головой — резкое, животное, неконтролируемое.
Кровь вскипела в жилах, ударив в виски тяжёлым, горячим пульсом. Мышцы напряглись, кожа стала слишком тесной, будто внутри бушевал зверь, рвущийся наружу. Пальцы сами вцепились в мягкую ткань, прижимая к лицу.
Вдохнул глубже.
Её запах.
Тот самый.
Горло сжалось, низ живота ответил жгучей волной, кровь прилила к члену, наполняя, утяжеляя, заставляя сжаться зубы от невыносимого напряжения.
Тёрся лицом о ткань, ноздри раздувались, впитывая, жадно, безумно, словно мог втянуть саму через этот проклятый кусок материи. Потом — всем телом, прижимая халат к груди, животу, бёдрам, как зверь, метящий территорию, оставляющий свой запах поверх её, стирая все следы других, заявляя свои права.
Клыки обнажились, длинные, острые, капающие слюной, когти выпустились, впиваясь в ткань, едва не разрывая, но сдерживался, боясь уничтожить последний осязаемый кусочек её присутствия.
"Надо остыть."
Сорвал с себя рубашку, кнопки разлетелись по комнате с тихим звенящим стуком. Пальцы дрожали, расстёгивая ремень, швыряя брюки на пол. Шагнул в душ, резко дёрнув ручку, включив воду на полную мощность.
Ледяные струи обрушились на него, обжигая кожу, но не смогли погасить огонь под ней. Зетринн закрыл глаза, запрокинул голову, позволяя воде стекать по лицу, шее, груди,
но образ не смывался, не исчезал, а лишь становился чётче, ярче, невыносимее.
Элея.
Серые глаза, полуприкрытые веки, приоткрытые губы, глухой стон, когда зубы впивались в шею, когда руки сжимали бёдра...
Простонал, ударив кулаком по кафелю, оставив трещину, но боль не помогла, не перебила этот одержимый образ.
Она была везде.
Сколько простоял там под холодной водой?
Время потеряло смысл.
Как же хотел коснуться.
Хотел обнять.
Как вообще выживал без неё всё это время?
Вышел из душа, вода стекала по напряжённым мышцам. Натянул штаны, взял рубашку в руки, даже не вытершись.
Взгляд скользнул по кровати — и в мозгу снова вспыхнули воспоминания: голое тело, изгибы, тени между бёдер, звуки, которые издавала…
Сглотнул.
"Я одержим ею."