Ночь стояла глухая, вязкая, окутывала землю удушающим покрывалом. В зарослях, там, где даже ветер боялся шелохнуться, что-то зашевелилось. Оно ползло между деревьями бесшумно, не оставляя ни звука, ни следа — как пустота. Чёрная, плотная, голодная.
Из глубины чащи разом вспыхнули десятки глаз. Золотые, зловещие точки прорезали темноту, расползаясь по линии деревьев. Вой пронзил небо — протяжный, хриплый, полны́й первобытной жажды. Воздух содрогнулся. Земля затаила дыхание.
Волна звука ударила по деревне, прокатилась по улицам, заставляя дрожать оконные стёкла, словно от землетрясения. Старые балки скрипнули, крыши будто осели, и воздух сгустился, как перед бурей.
Тьма сгустилась ещё сильнее, потекла меж камней и досок, вползла в щели, в двери, в окна. Воздух наполнился гнилым холодом. Всё живое сжалось.
Элея вскочила с кровати от резкой вибрации — весь дом затрясся, будто земля рвётся изнутри. Стены затрещали, с потолка посыпалась пыль. Сердце бешено колотилось в груди, а в ушах стоял тот самый вой, знакомый и жуткий.
— Не может быть... — прошептала, и кожа покрылась мурашками.
Она сорвалась с кровати, накинула на плечи первый попавшийся плед и выбежала в коридор. Там уже стоял Арден, бледный, с тенью ужаса в глазах. Рядом — её родители, прижавшиеся друг к другу.
— Землетрясение? — спросила мать, голос её дрожал.
Элея прислушалась.
И снова — вой. Долгий, звериный, наполненный чем-то древним и безумным.
— Нет... — прошептала Элея, тело содрогнулось.
Не думая, Элея бросилась вниз по лестнице, босые ноги скользили по деревянным ступеням. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот разорвёт грудь.
— Элея! — крикнул Арден, но девушка уже была почти у двери.
С губ сорвалось.
— Он здесь.
Потом — оглушительный удар, от которого задрожали стены. Дверь выгнулась внутрь, дерево треснуло по всей длине, будто невидимый великан обрушил на неё всю тяжесть ночи. Щепки разлетелись по комнате, одна вонзилась в стену, дрожа от остаточной силы удара.
Элея отпрянула, но не успела сделать и шага — дверь буквально взорвалась, разлетаясь на куски. В проёме, окутанный клубящейся тьмой, встала фигура.
Высокая, могучая, застывшая в ярости.
Золотые глаза пылали в темноте, как раскалённые угли, освещая изнутри резкие черты лица. Каждый мускул на теле был напряжён, пальцы сжаты в кулаки, из-под которых капала тёмная субстанция — физическое воплощение его гнева.
— Нашёл тебя, — голос звучал тихо, но резал слух, будто лезвие, проведённое по стеклу.
Зетринн медленно втянул воздух через ноздри, которые тонко дрогнули, улавливая малейшие следы чужого присутствия. Губы искривились в оскале, обнажая устрашающе длинные клыки, блеснувшие в полумраке. Из груди вырвалось низкое, угрожающее рычание, когда его ледяной взгляд впился в Элею.
— Идём со мной, — прошипел сквозь стиснутые зубы, и каждое слово казалось вырванным силой, наполненным неконтролируемой яростью и животной потребностью.
Элея машинально отступила на шаг назад, брови резко сдвинулись, образуя тень гнева на лбу. В глубине глаз на мгновение мелькнуло что-то — может, тень прежнего страха? — но тут же погасло, уступая место вспышке ярости. Вся накопленная боль, месяцы обид и разочарований прорвались наружу, как прорванная плотина.
— Зетринн, уходи, — произнесла холодно.
Волк замер, будто поражённый. Золотые глаза вспыхнули неестественным светом, зрачки сузились до тонких вертикальных щелок, как у разъярённого хищника. Всё тело напряглось, готовое в любой момент броситься вперёд.
— Что... ты... сказала? — слова прозвучали тише, но от этого стали только опаснее, каждый слог наполнен ледяной яростью, сдерживаемой лишь усилием воли.
Элея выпрямилась, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Голос дрожал, не от страха — от сдерживаемого гнева, который буквально витал в воздухе между ними.
— Я не понимаю тебя. Ты сам отпустил меня. Дал свободу. Так зачем пришёл теперь? — она сделала паузу, губы искривились в горькой усмешке. — И продолжаешь приказывать, как будто я твоя вещь, твоя собственность!
В этот момент на лестнице раздались тяжёлые, размеренные шаги.
Арден спустился вниз, его лицо было смертельно бледным, но выражение оставалось твёрдым и решительным. Позади, дрожа от страха, прижавшись к стене, замерли родители Элеи - их широко раскрытые глаза отражали животный ужас перед разыгравшейся драмой.