Именно этими словами и предварил примкнувший к нам субъект в тренировочном костюме свое повествование, которому он дал несколько тривиальное название.
СИЛА ВНУШЕНИЯНедавно наш культорг Леня Переборов затащил к нам гипнотизера. По части организации встреч с интересными людьми Леня большой дока. То Эдиту Пьеху пригласит, то Олега Блохина, то Юлиана Семенова, — одним словом, самых дефицитных товарищей. А теперь вот гипнотизера где-то раздобыл.
Ну, в клубе народу полно. Каждому хочется поглядеть, что это за штука — гипноз. Одни говорят — мистификация, другие про какие-то биотоки толкуют. Я, между прочим, на стороне первых.
В общем, обмениваемся между собой мнениями, шум стоит, и тут наш Леня выводит на сцену этого самого гипнотизера. Вполне приличный гражданин черноморской наружности, средних лет, плешивый, — словом, ничего особенного. Сначала он нам лекцию прочитал об этой самой телепатии, объясняя, что это все вполне на принципах материализма. Терминов, которыми он сыпал, я не запомнил, поэтому пересказывать его слова не стану. Ну, а потом самое интересное началось.
Попрошу, говорит гипнотизер, одного товарища из публики подняться на сцену, и я продемонстрирую вам, какой может быть сила внушения. Желательно, добавляет, чтоб товарищ был скептически настроен. Для большей убедительности, значит.
Никто, однако, не выходит. Смущаются.
Ну, здесь меня соседи подталкивают: давай, мол, Утробин. Ты внушениям плохо поддаешься. С тобой он не справится.
Раз товарищи просят, выхожу. Посмотрел вблизи на этого гипнотизера, еще невзрачнее он мне показался. Костюмчик на нем так себе, рубашка, правда, чистенькая, и при галстуке. Но глаза обыкновенные, не пронзительные, не то что, скажем, у нашего мастера. Ну что, думаю, он внушить мне сможет?
А гипнотизер меня спрашивает, знаю ли я его. Чтоб, значит, убедились, что никакого обмана не будет.
— Первый раз этого товарища вижу, — честно говорю я.
Спросил он еще мое имя, отчество, а потом тихо так шепчет мне: «Я, Федор Федорович, чувствую, что вы не верите в силу гипноза, и поэтому, признаюсь честно, абсолютно ничего внушить вам мне не удастся. Но надеюсь, вы не будете столь жестоким и не позволите, чтобы я с позором провалился. Поэтому, умоляю вас, когда я снова спрошу вас об имени, отчестве, назовите себя Василием Ивановичем. Ну, а потом уж, если вы другие мои внушения не исполните, мне не так стыдно будет».
Сначала я, конечно, сразу его разоблачить хотел. Но так уж он своей откровенностью меня сразил, что я согласился: ладно, говорю, валяйте.
Отходит гипнотизер в сторону и громко говорит:
— Все знают, как зовут этого товарища?
— Знаем! — кричат из зала. (Я в приказах часто фигурирую.)
— Как вас зовут? — обращается он ко мне и жалобно подмигивает.
Я тоже ему подмигнул и отвечаю:
— Василий Иванович.
В зале, конечно, оживление и даже аплодисменты.
Подходит ко мне гипнотизер, нежно жмет мою руку и снова шепотом говорит: «Спасибо, Федор Федорович, выручили меня, спасли от полного посрамления. Я, безусловно, не вправе больше рассчитывать на вашу любезность, но рискну попросить вас выполнить еще одну просьбу. Конечно, если не хотите — не надо, но от этого, между прочим, мое служебное положение зависит. Тут в зале мой начальник сидит, и если сеанс не удастся, то выговора мне не миновать, а у меня их уже два есть».
Посмотрел я на гипнотизера, и жалко мне его стало. Сам выговоры получал, знаю, как это неприятно. Мало ли у кого срывы бывают по работе. Зачем сразу же выговор? Валяйте, говорю.
Ну, попросил он меня после этого цветы на паркете собирать. Воображаемые цветы, сами понимаете.
Собрал я этот воображаемый букет, подал ему и говорю тоже шепотом: «Хватит меня разыгрывать. Давайте дальше по-честному».
«Что ж, — вздыхает он, и даже слезы вроде в глазах появились, — Спасибо и на этом, Федор Федорович. Но если бы вы последнюю мою просьбу выполнили, мне бы оклад на 15 процентов повысили. Сейчас я 120 рублей получаю, а у меня жена, двое детей, да еще алименты плачу».
Присмотрелся я к нему: костюмчик-то совсем плохонький и рубашка застиранная. Прибавка жалованья ему ой как не помешает.