— Даю десятку, не больше.
— Ты что, нас за идиотов держишь? Мы, типа, не знаем, какие расценки на рынке сейчас?
— Черт… Ну, и сколько ты за нее хочешь?
— Тридцать.
— Шутишь? Даже Шамбаев не отвалит столько за побитого ребенка.
Когда-то они составляли программу, когда им не было и двадцати. Когда они еще мечтали о революции, о свержении царя. Махновщине. Уже тогда в воздухе витало что-то эдакое. Борьба со злом, защита слабых и угнетенных — в свое время они все мечтали стать героями. Много ли изменилось с тех пор?
И все же главной причиной, по которой Дикой лез во всякое дерьмо, всегда была скука.
Акула вышел из укрытия, махнул мужикам.
— Детей трогать — совсем мозги отшибло?
Так, если расценивать жизнь как вечный выбор, то будущее — это однозначно твое решение. Порой поступок влечет за собой достаточно последствий, чтобы по-настоящему испугаться. Будущее — всего-навсего дорога, по которой ты идешь. Тысяча дорог, о которых тебе известно лишь то, что все они куда-то ведут. Дело осложняет то, что жизнь — огромная степь, где, куда ни шагни — кругом трава. Это страшно — идти вслепую, порой легче остановиться, никуда не идти. Не выбирать вообще. Только человек в благоговейном ужасе напрочь забывает, что бездействие — оно тоже своего рода выбор, только дорога эта куда длиннее остальных, и никто не даст гарантий, что ты успеешь пройти ее всю.
Дикой шагнул вперед, он физически ощутил, как оборвались нити, те самые канаты прошлого, по которым акула еще мог вернуться — оборвались и скрылись в арке. Что, если бы он размышлял над каждой ерундой в своей жизни, то вполне мог сойти за старый памятник в каком-нибудь обоссанном парке. Покрылся бы плесенью и зарос мхом. Конечно, размышляй больше о будущем и скорее состаришься!
Высоченный тип потушил сигарету пальцами.
— Что за петух? Гуляй, пока не дали.
Здесь и сейчас перед Диким стояли двое: этот столб с дурацкой тряпкой на голове и перекошенный на левую сторону очкарик. Над всеми возвышался бандана: он был крупнее своего приятеля раза в два и вид имел борзый. Такой бугай без труда мог переломить Дикого пополам, разукрасить так, что врач будет по косточкам месяца два собирать. Водитель огненной иномарки схватил девчонку за ворот и уволок к машине. Мужчина крепко сжал плечо подростка, и лица Дикой не разглядел.
Акула сжал кулаки, ноги сами понесли его вперед. Дикой шагнул к бандане в полной решительности дать тому в морду, как напоролся на очкарика — тот появился буквально из ниоткуда, попытался зайти сбоку, но Дикой легко отразил удар в лицо, схватил мужика за руку и заломил назад. Он пинком отбросил хнычущего очкарика в сторону — упал тот уже сам: прокатился по земле и рухнул.
С ног Дикого сбил кулак, угодивший прямиком в челюсть. Акула покосился, схватил бандану за рукав и уже вместе с ним повалился на тротуар. Бандана вцепился Дикому в воротник, ударил затылком об асфальт. Тот чуть не отключился, перед глазами в разные углы двора забегали молнии. Тысяча фейерверков рванули в голове акулы, осыпались цветной мишурой на бандану. Дикой вывернулся, когда мужик уже замахивался, коленом ударил бандита вбок и сбросил с себя. Акула порывался вскочить, как его отбросили в сторону и с силой впечатали в землю, что даже кишки ухнули. Очкарик стоял пред ним нерушимой стеной, он все-то прижимал к себе руку — Дикой пожалел, что не сломал тому еще и ноги.
Бандана медленно поднялся, в этом ему помог очкарик. Мужик подал товарищу руку и буквально подкинул с земли. То-то у банданы рожу перекосило, того скрутило, бандит схватился за живот, просипел:
— Нашелся, мать твою, герой… Вали отсюда, понял?
Дикой порадовался и тому, что смог кому-то испортить настроение. Он с восторгом глядел в выпученные глаза-орбиты банданы, довольно скалился при виде помятой рожи и размазанных по всей харе соплей. Лежа на спине, акула с трудом мог сдерживать нахлынувшую на него волну смеха. Веселье никак не хотело отпускать Дикого. Когда он резко сел, очкарик даже отпрыгнул, бандана дернулся вперед. Один удар, и сколько злобы вложил в него Дикой, сколько ярости, которую копил годами. Акула выпрямился, вскочил на ноги…
— Сколько можно возиться? Твою мать, вас двое!
Дикой дернулся. Этот мужик — какой у него все-таки противный голос. Акулу будто бы и по ушам огрели, ненависть закипела в груди, сердце заколотилось точно пойманная в сеть рыба, и Дикой мог поклясться, что различил чей-то слабый голос. Кто-то настойчиво вещал из его пустой башки.
Картинка перед глазами заискрилась, точно кто-то поджег старое черно-белое фото. Дикого выкинули из собственной головы, усадили на стул и заставили смотреть на свое избитое, все в синяках тело. Вот такой он и был всегда: ходячий мертвец. Кто-то неплохо так зарядил ему в левый глаз, разукрасил морду, а Дикой даже не заметил. Акула порывался встать, прекратить этот дерьмовый показ фильма; его схватили за плечи и усадили обратно — смотри. И он смотрел, смотрел, как его истерзанное тело само двинулось в сторону водителя красной иномарки.
Дорогу ему преградил бандана, но его Дикой вынес с пары ударов. Вот кому точно не помешал бы сейчас врач. Акула накинулся на бандану, ударил ногой в живот и бросил. Очкарик дал деру через весь двор, скрылся в темноте — даже с покалеченной рукой он бежал так, что бандиту мог позавидовать любой профессиональный бегун. Топот смолк, очкарик остановился где-то в конце дома.
— Подонок, я знаю, под кем ты ходишь!
С последним было покончено. Акула взглянул на сутенера, в его побледневшее, как у покойника, лицо. Может, ему только показалось, в темноте толком не разберешь, но уже по глазам Дикой видел, как мужик навалил в штаны.
Теперь, когда все враги разбежались, усталость навалилась на него. Тот, кто еще недавно удерживал Дикого на воображаемом стуле, отступил, и акулу просто выкинуло. Следующий шаг он совершил куда-то в пространство, где не было не то, что земли — воздуха, а опора казалась чем-то фантомным. Пока нога не опустилась, Дикой чувствовал, как проваливается в обморок, его сознание погружалось в очень тяжелый сон, из которого его клешнями вытащил голос водителя. Тот что-то промямлил: что-то тревожное. Сутенер вскинул руки, шагнул назад и уперся задом в машину. Он мигом опомнился, изо всех сил толкнул застывшего как истукан ребенка в Дикого, а сам скорее сел в тачку. Водитель включил фары и рванул вперед, чуть не задев акулу. Дикой схватил девчонку за плечи. От рывка в глазах потемнело, а руки обожгло изнутри. Машина проехала мимо них, осветила последний раз фарами враждебный двор и исчезла в покореженной арке.
Стоило Дикому ослабить хватку, как девушка отшатнулась от него, споткнулась и грохнулась на землю. Вид у скво был растерянный, глаза округлились, и в каждом застыло по соленому озеру. Шмыгая носом, девушка поднялась сначала на четвереньки, затем резко откинулась назад. Ноги разъехались, и девчонка вновь оказалась на земле, больно ударившись головой.
Дикой скрыл смешок за притворным кашлем.