— Это, — я только хотела начать объяснение, как к нам сквозь столпившихся островитян пробился мужчина — молодой, но с наполовину седой головой и бородой, который схватил в охапку одну из девочек и закружил ее, приговаривая:
— Герна, сестренка!
Та вцепилась в него руками и ногами, обнимая, и лишь молча плакала. Крад уставился на нас большими глазами:
— Это что, те дети, что у нас скрали? — дождавшись нашего утвердительного кивка, потер отросшую щетину и спросил:
— Так что все-таки случилось?
Сигни указала на меня:
— Спросите Лин, это она все устроила! — в последних словах ее прозвучала гордость.
Взгляды всех присутствующих обратились на меня, заставив поежиться:
— Я сбежала, привела помощь. Это тоже драконы, из враждебного местным хозяевам клана. Если увидите, имейте в виду: захватившие вас — Таэршатт, в образе драконов они бледно-голубые, «наши» — Шарэррах, черные. Вот они сейчас между собой и сражаются, да так, что камни текут.
Закончив, закашлялась и прислонилась к стене: с каждой минутой я ощущала себя все хуже. Шахта действовала на меня значительно больше, чем на Дойла или Сигни, видимо потому, что во мне была эльфийская кровь, или просто они уже привыкли к действию браслетов. Сигни встревожено посмотрела на меня:
— Лин, ты что? На тебе лица нет!
— Ушло погулять, вернется не скоро, — устало пошутила я, — Сигни, это ведь тенаритовая шахта. Неужели на вас она не действует? А как же браслеты?
— Первое время было ужасно, — ответил за нее Дойл, — потом приноровились. И здесь неуютно, но и только. А у тебя дела обстоят явно хуже!
Я кивнула и согнулась в приступы сухой рвоты, перед глазами все плыло. Выпрямившись, посмотрела на друзей и спросила:
— Ой, а чего это вас по трое? Три Сигни, три Дойла? Вы растроились… или расстроились?
Друзья переглянулись, один из Дойлов подхватил меня и сказал:
— Сигни, оставайся здесь, я отнесу Лин ближе к выходу. Ей оставаться здесь слишком опасно, — его голос слышался словно откуда-то издалека.
Подруга кивнула, Дойл сделал шаг к выходу — и в эту секунду сверху, перекрывая его, опустилась толстая металлическая решетка. Все присутствующие ахнули, Дойл опустил меня на землю и шагнул к ней. И тут же отшатнулся: за решеткой, рассматривая нас словно насекомых, стояли Таэршатт, отчетливо видимые в свете магических светильников за их спиной. У меня все по-прежнему плыло перед глазами, и я никак не могла понять: сколько их?
Позвала тихонько:
— Сигни! Сколько их там?
Она оглянулась на меня и присела рядом на корточки:
— Их четверо. Что, совсем плохо?
Я кивнула, сказав:
— Странные какие… Ну заперли они нас, а дальше что? Магия тут не действует, что они с нами сделают?
Подруга пожала плечами, Дойл подошел к нам:
— Похоже, нам придется ждать, пока закончится бой. Ну да это не самое страшное.
Вдруг он встрепенулся и потянул носом воздух:
— Вы тоже чувствуете запах?
Я покачала головой:
— Вообще ничего не чувствую. Похоже, мои дела плохи.
Сигни принюхалась, а потом сказала:
— Да, сладковатый такой запах. Противный какой-то! И смотрите, дым!
— Проклятье! — Дойл побелел, — варнельский лотос!
— Ты уверен? — Сигни явно была потрясена.
— Да, к сожалению. Ну что ж, по крайней мере смерть не будет болезненной.
Варнельский лотос был сильнодействующим наркотиком. Вернее, наркотиком был дым, образуемый при сжигании его цветов. В то же время лепестки и листья лотоа использовали для изготовления ряда лекарственных снадобий, так что его продолжали разводить. «Дымок» же вызывал красочные галлюцинации, давал ощущение силы и всемогущества… и убивал: четверть часа, и ты труп.
— Зачем им это? — голос Сигни дрожал, — убить столько людей! И как они вообще здесь находятся, они же драконы!
— Зачем — понятно, убирают лишних свидетелей, — пояснила я, — а как им удается не сойти с ума самим — не знаю… ох!
Меня скрутило от дикой боли. Да что со мной происходит?! Тенарит не действует таким образом, и варнельский лотос тоже! Вдруг в коридоре послышался шум, кто-то спешил в нашу сторону, драконы повернулись навстречу незваным гостям. Я уже почти совсем ничего не видела, только смутные тени: кто-то напал на Таэршатт, зазвенели клинки. Сознание затуманилось, но я почему-то чувствовала, что должна держаться, что пока не имею права отключиться. Боль становилась все сильнее, наконец я услышала звук поднимаемой решетки и перестала бороться.