Рейн вздохнул:
— Ага, дождешься от них! Лин, — он сложил руки в мольбе и посмотрел на меня своими чудными глазами, — ты у нас умная, придумай что-нибудь! Спаси бедных нас от скуки светской жизни!
Я усмехнулась. А что, может и вправду им что посоветовать?
— Ну, парочку игр я могу сходу предложить, — прикидывая в уме, протянула я, — можем даже сейчас попробовать…
Глаза Рейна загорелись:
— Давай, согласны? — посмотрел он на остальных.
Все кивнули, с интересом глядя на меня.
— Тогда, пожалуй, так… Игроки разбиваются на две команды. Первая загадывает слово и называет его одному человеку из второй команды. И вот он-то и должен объяснить своей команде, какое ему слово сказали, причем не произнося при этом ни звука!
— То есть если мне, например, сказали «кот», я должен буду изобразить кота, но мяукать при этом нельзя? — спросил Дойл.
— Именно так, — подмигнула я ему, — кстати, а кот из тебя получится отличный!
— Ой как интересно… — хитро улыбаясь, сказал Лан, — а как игра называется?
Я задумалась: а правда, как ее назвать, не говорить же «крокодил»? Назовем ее…
— «Живые картинки». Ну что, поиграем?
Закончили мы, когда не могли больше смеяться: животы болели у всех, а Дойл заявил, что у него еще и уши от смеха опухли. Был уже вечер, так что мы отправились на ужин, весело переговариваясь и обмениваясь шутками. Рейн спросил:
— Лин, а ты говорила про пару игр..
— Ага, а ты еще хочешь?
— Конечно, рассказывай!
Все притихли, с интересом ожидая моего ответа, а я припомнила студенческие годы:
— Ну, вот такая игра, назовем ее «Это не?». Ведущий загадывает слово, а все остальные по очереди засыпают его вопросами типа: «Это не животное?» И тот должен сказать, например «Это не корова», или «это не коза». Понимаете? Он произносит название животного, а если не может придумать ни одного названия или все уже перебрал, то вынужден сказать первую букву загаданного слова. И так далее, пока кто-нибудь самый умный не догадается, что это за слово.
— Надо будет завтра попробовать, — глаза Рейна горели, — а еще?
— Игра в стихи. Например, я пишу две строчки, и сворачиваю лист так, чтобы была видна только последняя, передаю тебе, ты тоже пишешь две строчки, и так далее. А потом разворачивается и читается, может быть очень весело, — подмигнула я ему.
— Все, расскажу маме, будет не скучно! Спасибо тебе, солнце мое! — просиял Рейн.
Возвращались в общежитие затемно. Распростившись с парнями, мы с Сигни вошли в холл и увидели, что наши однокурсницы толпятся у стены, на которой висели какие-то списки. Нас встретили откровенно злыми и завистливыми взглядами, впрочем, стоило нам подойти, мы поняли, почему: это были списки перешедших на второй курс. Из восьми с половиной десятков нас осталось пятьдесят четыре! Ничего себе отсев!
Я усмехнулась, убедившись, что образовавшаяся еще на первом занятии группа в полном составе прошла дальше. А вот из оставшихся было всего семь девушек. Значит, нас останется двенадцать: эти семеро, эльфийки и мы с Сигни, и еще сорок два парня. Веселенькое соотношение!
Как я и ожидала, никто из «принцесс» не прошел. В общежитии слышались рыдания, крики, кто-то возмущался в голос. Я шепнула подруге:
— Слушай, давай-ка отсюда отступать.
— А куда? — резонно спросила меня она. — Что-то мне не хочется сейчас на наш этаж подниматься, пока эти не утихомирятся!
Переглянувшись, мы шмыгнули в сторону и я предложила Сигни:
— Переждем у нари Аластеи.
Тетушка Аста встретила нас с радостью, разрешив посидеть у нее, пока все не угомонятся. Покачав головой, она вздохнула:
— Каждый год одно и то же. Учиться не хотят, еще и дурить экзаменаторов пытаются, а потом рыдают да ругаются. Ну да ничего, завтра их из общежития выставят, так поспокойнее будет! Да и мне лучше, а то эти фифы как разведут грязь в комнатах…
Мы просидели у хозяйки почти до полуночи, потом ушли, сопровождаемые напутствием:
— Девоньки, вы завтра одни не выходите, а то кто ж их знает, этих злобных девок, нападут еще. Да знаю я, что вы их оттреплете, коли что, — махнула она рукой на наши усмешки, — да только зачем вам эти разборки?
На следующее утро мы тихо сидели в своей комнате, а по этажу разносилась ругань, чьи-то крики… И это аристократки? А где же достоинство, которое они должны были впитать с молоком матери? Ну ладно, я еще могла понять, когда они вели себя так со мной, но ведь рано или поздно они окажутся в одном обществе с теми, кто сейчас наблюдает за их неадекватным поведением! И как они будут смотреть им в глаза?