— Ну что, дружище, нашлась и на твой ядовитый язык управа? Я Снорр, — обратился он ко мне, — а у тебя острый язык, девочка!
— Когда у тебя острые уши, язык со временем становится все острее, — усмехнулась я в ответ, — я Лин.
— И что, правда вызвала бы этого охальника на танец клинков? — полюбопытствовал Снорр.
— Конечно, вызвала бы! — вмешалась Сигни, — и настрогала бы его мелкими ломтиками! Да Лин на курсе одна из лучших по боевке!
Нирт и Снорр переглянулись, последний спросил:
— Что, правда? Ну тогда добро пожаловать на борт! Нам боевые девушки нравятся, верно, парни?
Ответом ему было согласное гудение команды. Видимо, проверку я прошла.
Наше плавание проходило на редкость мирно. Море было спокойным, ветер — попутным, так что, по словам Сигни, мы должны были дойти до ее родного острова Винедда за полторы седмицы. Спали мы в каюте, одной из немногих на борту, настолько крохотной, что она скорее напоминала кабинку: в ней помещалась только двухъярусная кровать, а для того, чтобы переодеться, приходилось применять подлинные чудеса пластики. Дойлу и вовсе пришлось отправиться в кубрик к матросам, впрочем, его это не смущало. Морская болезнь мучила его еще два дня, после чего он попривык и даже начал находить некоторое удовольствие в мирном качании палубы под ногами.
После попытки Нирта подразнить нас команда приняла меня, ну а Сигни и без того была одной из них. Нет, Нирт продолжал периодически поддевать меня — как я поняла, он был штатным шутником команды — однако шутки его стали беззлобными и он всегда с удовольствием выслушивал мои на них ответы. Впрочем, наши пикировки служили развлечением для всего экипажа, иногда они даже разделялись на две команды и подбадривали каждый своего фаворита.
Встреча Сигни с ее былым кавалером прошла неожиданно гладко. Собственно говоря, он вообще никак не дал понять, что когда-то испытывал к ней какие-либо чувства. На мой вопрос, не чувствует ли она обиды от такого поведения бывшего поклонника, подруга только заливисто рассмеялась и заявила, что ощущает лишь облегчение.
Уже на третий день плавания я ощутила жажду деятельности. Блаженное ничегонеделание — вещь хорошая, но в малых дозах! Тем более, что последние дни нашего пребывания в Торнаре я как раз пробездельничала. Как оказалось, у Сигни возникла та же проблема. Команде наша помощь не требовалась, так что мы то лазили по вантам, надолго застревая в «вороньем гнезде», то тренировались с мечами: все же сражение на качающейся палубе корабля имело свою специфику.
По вечерам свободные от вахты матросы нередко собирались на палубе, болтая о путешествиях, порой звучали и песни. А после того, как Сигни сказала, что у меня есть аритан и я хорошо играю, мы с ней стали непременным участником таких посиделок. Сначала я лишь подбирала музыку под слова их песен, а потом как-то раз спела им «За тех, кто в море», и с тех пор от меня требовали все новых песен.
Рассветы я почти всегда встречала на палубе. Увидев это зрелище первый раз, долго не могла прийти в себя от восхищения. В предрассветной тьме по глади моря, оправдывая его название, стелилась туманная дымка. Когда шар солнца начинал медленно подниматься над морем, дымка вспыхивала всеми цветами радуги, и казалось, что море и небо переливаются гранями огромного самоцвета. Необыкновенное, подлинно завораживающее зрелище, прекрасное настолько, что от него наворачивались слезы на глазах.
Как-то раз, когда я в очередной раз любовалась этим чудом природы, ко мне подошел Снорр. Как я уже знала, он был на корабле кем-то вроде боцмана, имел крепкие кулаки и луженую глотку, а уж его любимые соленые словечки вызывали восхищенное покачивание головой даже у бывалых моряков.
— Лин, доброе утро, любуешься? — обратился он ко мне.
— Да, я никогда не видела ничего прекраснее! — воскликнула я.
Снорр кивнул:
— Необыкновенное зрелище. Знаешь, девочка, я уже две дюжины лет хожу в море, но до сих пор восхищаюсь им.
Мы постояли некоторое время молча, затем Снорр развернулся, но я окликнула его, вспомнив, что давно хотела кое-что узнать:
— Снорр, можно я спрошу кое о чем? Ходят слухи, что на островах происходит что-то странное, не расскажешь, о чем речь?
— Что, уже даже сухопутники об этом знают? — он усмехнулся, — а наши-то даже и говорить об этом не хотят! Мол, все это глупости! Что ж, слушай!
Как оказалось, в море начали исчезать люди. На островах многие рыбачили, рыбацкие лодки обычно были небольшими, с одним парусом и командой пять-шесть человек. И вот такие лодки начали пропадать, причем в тихую и ясную погоду, пропадать бесследно: никто не нашел ни обломков, ни вещей, ни трупов. Случалось это в самых разных местах, так что понять, что происходит, не мог никто.