Эйриэн представила свой изгрызенный трупик, свисающий с дерева недалеко от гнезда мантикоры, и ее вновь замутило.
— Кстати, — спохватился вампир, — меня зовут Литавий.
Королева уже собралась прохрипеть свое имя, но тут знакомство бесцеремонно прервали. Одно из окон внезапно взорвалось с громким треском, осыпав их мелкими осколками стекла. Кованая рама, которая раньше его закрывала, с жутким свистом вырвалась из каменной кладки, пролетела через всю комнату, врезалась в противоположную стену и отколола от нее огромный кусок штукатурки. Литавий еле успел пригнуть голову, иначе ее снесло бы рамой. Одновременно с этим рухнула тяжелая железная двустворчатая дверь, окончательно оглушив всех присутствующих и подняв в воздух клубы густой пыли с пола. Под ней оказалось погребено несметное количество свечей и несколько ваз с цветами. Вампир тоже мог быть погребен под ней, если бы вовремя не отскочил в сторону.
Из клубов пыли, заслоняющих собой солнечный свет, вырисовался до боли знакомый силуэт.
— Отойди от нее, не то получишь разрывной болт в голову, — сурово приказал вошедший.
— Не пытайся сбежать, здесь тебя ждет то же самое, — предупредил от окна другой, не менее грозный голос.
— Сельба, что здесь происходит? — спросил Соловей из-за завесы пыли.
Эйриэн уже было собралась ответить, что предателям она ничего говорить не собирается, но вампир ее опередил:
— Ей нельзя разговаривать. У нее серьезная рана на горле.
У окна тоненько взвизгнули:
— Ты пил ее кровь!
Лютен со смесью удивления и жалости посмотрел на Алессию в проеме бывшего окна:
— Не глупи, если бы он ее кусал, то перевязывать точно не стал бы. Чего две маленькие дырочки перевязывать, которые и без того мгновенно затягиваются. Ведь так, вампир? — В последнее слово ему удалось вложить столько презрения, что на десяток этэнов могло хватить.
«Хорошо-то играет как, — поразилась королева, — если бы я его не знала, и впрямь решила бы, что он очень грозный и опасный».
— Так, — тихо согласился Литавий.
— Вот что, — обратился эльф к молодому человеку, продолжая держать его на прицеле арбалета, — сейчас я буду задавать тебе вопросы, ты будешь на них отвечать, а Сельба будет кивать, правду ты говоришь или нет. И если она хотя бы раз не подтвердит твои слова — видят человеческие боги, этот болт отправится прямиком тебе в живот.
Литавий взглянул на арбалет гномьей работы, который, как и стрелы к нему, был выполнен по индивидуальному заказу. Несмотря на маленькие размеры, стрелял он большими болтами на очень далекие расстояния и с очень большой силой. Обычно Лютен пользовался тонкими и острыми наконечниками, чтобы ими легче было пробивать латный доспех, но сейчас по особому случаю на его стрелах стояли специальные зазубренные наконечники, которые разрывались в теле на тысячи маленьких осколков.
Вампир попытался сохранить на своем лице спокойное выражение. Когда он начал говорить, у него даже голос не дрожал. Хотя эльфийка видела многих, которым стоило только посмотреть на оружие Соловья, и они сразу же теряли все свое самообладание, а некоторые даже пачкали штаны. Особенно если прибавить к арбалету арсенал, висящий на поясе: меч и целый набор метательных ножей. Пожалуй, только Эйриэн и Алессия знали, что доставал он их обычно всего лишь для того, чтобы поточить, а лютней пользовался гораздо чаще, чем оружием.
— Хорошо, — согласился вампир на оговоренные условия. Впрочем, выбора у него не было.
— Ну что ж, начнем. Почему у Сельбы перевязано горло? — задал первый вопрос Соловей.
— Она неудачно погладила мантикору, самку, — уточнил Литавий, — недалеко от гнезда с новорожденными котятами.
«А храбрости ему не занимать, — с невольным уважением подумала королева. — Не каждый отважится шутить, когда ему в живот тычут разрывным болтом».
— Это правда? — обратился к ней друг.
Девушка кивнула и поморщилась — шея все еще болела.
— Ну то, что было дальше, Сельба вряд ли помнит, — разумно предположил менестрель, — но ты все равно рассказывай, интересно послушать. Как ты ее нашел? Почему оказался рядом? Почему приволок ее на заброшенное кладбище? Почему она лежит в склепе?
— Кладбище не заброшенное, просто сюда ходят редко, возвели другое, ближе к деревне Сосновый Бор. Те, кто здесь похоронен, умерли давно, но у них еще остались родственники, которые время от времени приходят на могилы. Местные жители считают меня кем-то вроде духа умерших. А этот склеп — мой дом.
Литавий оглядел разруху вокруг, которую устроили непрошеные гости, и выражение его лица стало совсем невеселым.
— Точнее, раньше был моим домом, — добавил он.
Алессия виновато поковыряла носком землю, а Лютен — тот вообще сохранял полную невозмутимость. Извиняться нарушители спокойствия не собирались. По крайней мере, пока. Вот сначала все выяснят, а потом, может, и извиняться будут. А может, и не будут, как дело пойдет.
— Эту девушку, Сельбу, как вы ее называете, я не находил. Это меня ее конь нашел, а никак не наоборот.
Арейон, услышав, что говорят о нем, вошел в склеп, осторожно переставляя копытами и с опаской косясь по сторонам.
Вампир говорил, а Эйриэн видела глазами агиски.
…Мелькали деревья, кусты, полянки, ручьи, как если бы конь бежал с огромной скоростью. Отчаяние съедало душу, потому что за это время никто из этэнов не попался на глаза. Но вскоре он почувствовал чье-то присутствие, не замедляя бега, изменил направление и помчался дальше. Эльфийка увидела кладбище. Оно было пустынно, но заброшенным не выглядело, как будто кто-то за ним постоянно ухаживал — следил за могилами, убирал лишний мусор с дорожек, поправлял оградки.
Литавий стоял возле одной из могил с букетом цветов. Арейон подбежал к нему и потянул за рукав куртки. Изумленное лицо вампира мелькнуло перед глазами.
— Эй, ты чей такой красивый? Откуда взялся? Да отпусти же меня! — возмутился молодой человек, когда агиски поволок его за собой. — Ладно, ладно, я пойду за тобой, куда скажешь, — сдался Литавий. — Ладно, поеду…
Эльфийка увидела саму себя, раскинувшуюся на траве. Вампир спрыгнул на землю и подошел к ней, негромко присвистнул. Трава вокруг была темной от крови, а на шее зияли четыре огромные раны. Вернее, можно сказать, что шеи не было. Мантикора лежала рядом, на ее голове красовался след от копыта.
— Если она уже мертва, я ничем не смогу помочь, — предупредил Литавий Арейона, склоняясь над раненой девушкой. Он проверил, бьется ли сердце, и поразился — вот что значит, весенняя раса в своей стихии. Любой летний уже давно бы умер. — А тут, смотри, — он обвел рукой вокруг, — трава пожухла, цветы завяли, с ближних кустов листья облетели — это они силу отдавали. Находись твоя хозяйка в городе, ее никто бы не спас. Но я попробую, но учти, друг, сейчас день, и здесь очень светло, так что на многое не рассчитывай.
Вампир закрыл глаза, распростер ладони, сложенные крест-накрест, над ее горлом, и эльфийка увидела магию крови в действии. Маленькие молнии побежали по краям раны, словно зашивая ее, кровь закристаллизовалась и рубиновым песком ссыпалась с ран. Через какое-то время от глубоких и рваных порезов остались лишь тоненькие красные следы. Руки Литавия бессильно опустились, и сам он завалился на бок, исчерпав последние остатки магии. Лицо вампира было бескровным…
— А потом я привез ее сюда, потому что это мой дом и мне некуда было ее больше везти, — закончил свой рассказ Литавий.
Эйриэн тряхнула головой, выныривая из очередного видения, посланного ей агиски. Затылок ныл, как будто по нему недавно ударили молотком. Арейон, невинно хлопая пушистыми ресницами, стоял рядом.