— Это чушь! — прорычал Ивар.
— А ты помнишь, что они притащили после набега на монастырь в Беверли? — спросил Хальвдан Рагнарссон. — Сотню фунтов серебра и столько же — золотом! Это больше любого нашего улова! У паренька этого голова на плечах имеется. Тебе после того holmgang‘а надо было с ним помириться… В друзьях его иметь лучше.
Ивар развернулся к брату. Лицо стало матовым, глаза налились той самой яростью, от которой трепетала вся армия. Брат, однако, взирал на него с полной безмятежностью. Рагнарссонам еще никогда не приходилось ссориться друг с другом. В этом была тайна их могущества; даже Ивар при всем своем безумии не забывал об этом и в случае необходимости отводил себе душу на ком-нибудь другом. Другое дело, что тайны надо уметь беречь. Впрочем, и с этим они не раз справлялись…
— Так или иначе, сегодня — он наш враг, — решительно промолвил Змеиный Глаз. — Надо решить, главный ли он наш враг, или есть враги пострашнее, чем этот. Но если это не так… Посыльный, свободен!
И вновь устремившись вместе к единой цели, братья, сидевшие в продуваемом всеми сквозняками зале во дворце короля Эллы в Юфорвиче, принялись за подсчет людей и паев, расстояний и возможностей.
— Мудрость змеи, хитрость голубя, — с довольным видом промолвил архидиакон Эркенберт. — И наши враги перебьют друг друга, преосвященный…
— Истинная правда, — подтвердил Вульфир. — Язычники подняли большой переполох. Царства пришли в упадок.
Но Господь скоро явит свою силу и мышцею сильной покарает неверных…
Стоя в монастырском монетном дворе, оба пытались перекричать грохот штемпелей. Братья-послушники, водворив предварительно на место серебряную заготовку, что есть силы колотили по ней молотком, чтобы на обратной ее стороне запечатлелся рельефный рисунок, затем переворачивали заготовку, клали на другой штемпель и колотили повторно. Сперва отпечатывался Рагнарссонов ворон с распростертыми крылами; потом — буквицы S.P.M., Sancta Petri Moneta. Мимо сновали закованные в ошейники рабы, переносившие на себе мешки с древесным углем, катя к выходу тележки, груженные ненужным отныне свинцом, медью, шлаком. Серебра же могли касаться только монахи, ибо в монастырском имуществе числилась и их доля. А если бы кому взбрело в голову незаметно прибрать к рукам лакомый кусочек, то он тут же вспоминал устав св. Бенедикта и предусмотренное в нем право архиепископа накладывать наказания на провинившихся. Немало лет минуло с тех пор, как последнего монаха до смерти забили розгами на глазах Совета ордена или же заживо замуровали в монастырском погребе. И однако молва о таких случаях дошла и до нынешних поколений.
— На них падет тяжесть десницы Божией, — продолжал архиепископ. — И тех, кто посмел разграбить сокровища монастыря Св. Иоанна в Беверли, неминуемо постигнет небесная кара…
— Но десница Господня являет мощь свою через усилия людские! — напомнил Эркенберт. — К людям мы и должны взывать о помощи.
— Ты говоришь о королях Мерсии и Уэссекса?
— О нет! Есть властелин могущественнее…
Обернувшись, Вульфир смерил архидиакона удивленным, недоверчивым, оценивающим взглядом. Эркенберт слегка нагнул голову.
— Да-да. Составлено письмо, которое ты скрепишь своею печатью…
На лице Вульфира нарисовалось выражение крайнего удовольствия, не исключено, внушенного предвкушением тех радостей жизни, на которые так щедра была, по слухам, жизнь в Святом городе.
— Это жизненно необходимое решение! — провозгласил он. — Я сам, лично, отвезу послание в Рим.
Шеф задумчиво разглядывал оборотную сторону пергамента, на которую наносил он карту Англии. Лишь проделав половину работы, он открыл для себя, что такое масштаб: но перекраивать карту на новый лад было уже поздно. Таким образом, Суффолк получился несоразмерно обширным, заняв едва ли не целый квадрант поверхности листа. С краю же Шеф выписал все имевшиеся в наличии сведения о северном береге речки Дебен.
«Да-да, все сходится, — думал он. — Есть такой город — Вудбридж. Это — первая строчка стиха. И точно, строчка эта и должна подразумевать город: ведь и там все мосты — деревянные. Но самое главное — это то, что он рассказал о безымянном месте, которое находится за мостом вниз по течению, возле брода. Он сказал, что там насыпаны курганы, а в курганах тех — древние усыпальницы королей. Спрашивается: а что это за короли? Имен раб не знает, но хелмингэмский тан, который поставляет нам веселящий душу мед, изучил древо наследников Редвальда Великого, среди которых обнаружились Виглаф и его отец Веостан, то есть Вуффа, отпрыск Веггы… Если бы раб вспоминал и дальше, он, возможно, подтвердил бы, что там имеются четыре гробницы, которые составляют неровную линию, вытянутую с севера на юг… Мне же нужна северная. Там захоронены кладовые… Но почему же до сих пор их никто не ограбил? И если король Эдмунд знал, что в этом месте спрятаны несметные сокровища его предков, почему же — как сказано в стихе — гробницы никем не охранялись?.. Впрочем, быть может, и охранялись… Только не людьми. Так и раб думал. Не случайно же, стоило ему узнать, что именно я замышляю, он словно откусил язык. А потом исчез. Выходит, он предпочел быть пойманным, но не отправиться грабить могилу…»