Не видя смысла в такой расточительности, Карл вознес копье и направил его в сторону кораблей, несколько недель назад вытащенных на английский берег. Воины угрюмо развернули коней и последовали указанию своего повелителя.
Франки едва начали грузиться, как викинги, которые управились с этим быстрее, уже выводили из маленькой бухточки ладьи на ровную гладь моря и с безукоризненной сноровкой разворачивали драконьи морды строем в сторону неприятеля. Онагр, поставленный на изумительную позицию для обстрела в потерянном франками форте, сделал пробный выстрел. Ядро бухнулось в серые воды в кабельтове от «Dieu Aide». Рабы Минстера чуть-чуть подогнали прицел…
Шеф уже наблюдал за событиями, которые разворачивались на и около береговой линии, из бывшего франкского укрепления. Если можно сказать, что армия франков таяла на глазах, его собственная росла со скоростью снежного кома. Вращательницы и арбалеты были уже на месте, почти в том же количестве, что и в начале сражения. Сотни добровольцев стремительно подносили неразобранные камнетолкалки — очень немного из них франки успели подпортить, да и те уже обросли новыми канатами. Сколько-нибудь существенные потери понесли только отряды алебардщиков. Но их место с огромной готовностью заняли тысячи, в буквальном смысле тысячи разъяренных керлов, вышедших на подмогу из лесов с топорами, серпами и тесаками. Если франки думают прорываться обратно, им придется карабкаться вверх по холму. На полуживых лошадях и под убийственным обстрелом.
Вдруг в его сознании явилось непрошеное воспоминание: поединок с Фланном-отступником. Если воин собирается отправить своих врагов — или целую армию — в Ностранд, на Берег Мертвых, он должен подбросить над их головами копье в знак того, что отныне они принадлежат Одину. И тогда уж никаких пленников. Из глубин собственной души Шеф услыхал обращенный к нему ледяной голос, голос, которым в его грезах говорил с ним Прародитель Живущих.
— Не останавливайся. Мне причитается с тебя должок. Ты до сих пор не носишь моего копья, но разве ты не слышал, что говорят люди? Ты принадлежишь и служишь Одину…
Словно бы в забытьи Шеф подошел к «мертвой просеке», которую только что зарядила команда Озви, и нацелил ее в сердцевину мятущейся в панике на берегу армии. Они размахивают щитами с намалеванными на них крестами, а он вспоминает orm-garth. Сломленного навеки Мерлу. Истязания, которые сам он терпел от Вульфгара. Изувеченную спину Годивы. Превратившихся в пепел Сиббу и Вилфи. Распятия на крестах. Недрогнувшей рукой он подправил прицел, наведя орудие на головы франков.
И вновь зазвучал из недр души его голос, словно раскололся надвое громадный ледник.
— Ну-ну, живее! Я жду не дождусь христиан!
Внезапно подле него оказалась Годива и мягко прильнула к его руке. Она молчала, а в его голове проносились другие воспоминания. Отец Андреас, которому он обязан тем, что появился на этот свет. Его друг Альфред. Отец Бонифаций. Та нищенка на лесной пустоши. Вдруг, придя в себя, он изумленно огляделся и обнаружил, что жрецы Пути, все до единого, выросли перед ним словно из-под земли и взирают на него суровыми и выжидательными глазами.
Издав глубокий вздох, он отошел прочь от орудия.
— Скальдфинн… Ты — переводчик. Спустись и передай королю франков: он должен либо сдаться, либо умереть. В первом случае я сохраню им жизни и отпущу домой с миром…
И вновь зазвучал голос, но на сей раз то был лукавый говорок горного странника, впервые услышанный им во время шахматной партии богов.
— Молодчина, — сказал он. — Ты не поддался на искушение Одина. Может, ты и впрямь — мой сын? Но сыновья не всегда знают своих отцов…
Глава 12
— В какой-то момент у него чесались руки начать бойню, — настаивал Скальдфинн. — Не отрицай, Торвин, в нем есть что-то от Одина.
— А бойня бы развернулась такая, что померкли бы все прошлые побоища, какие только бывали на этих островах, — поддержал его Гейрульф. — Франки толпились на берегу и были совершенно беспомощны. Керлы же нашли бы удовольствие в том, чтобы перерезать им всем до единого глотки.