– Не могу поручиться, что и на вашем пути погода окажется столь же благоприятной, как на пути Головина.
Я призадумался. Сколько мы сегодня мучились сами и как мучили работников аэродрома! Конечно, это неплохая репетиция. Если стартовать удастся завтра, мы запустим моторы без задержки. Но какая погода будет завтра?
– Как вы думаете, Михаил Васильевич, можно лететь?-прервал мои размышления Шмидт.
– Если погода по нашей трассе ухудшится в два раза, все равно лететь можно, - твердо ответил я.
– Присоединяюсь к Михаилу Васильевичу. Погода все-таки летная, - поддержал меня Шевелев.
Отто Юльевич дал распоряжение немедленно стартовать.
Началось прощание с родными. Нас улетало сорок три человека. Легко представить, сколько было провожающих…
Когда будущие зимовщики еще и еще раз обняли своих близких и сели в кабины, я вырулил на старт. За мной пошли машины Молокова, Алексеева и Мазурука. Впереди на аэросанях, указывая нам дорогу, ехал комендант аэродрома.
Погода заметно портилась. Поднялся сильный ветер. Но все четыре корабля уже на старте.
Вдали, около центральной станции, толпа. Это провожающие. Пока еще только они знают о полете на полюс. Но если бы весть о нем разнеслась по городам и селам, миллионы людей вместе с нашими родными и друзьями смотрели бы в этот час на небо, мысленно желая нам удачи.
Комендант держал красный флажок. Сейчас он поднял белый.
– Готовься!
Взмах белым флажком. Даю полный газ. Четыре мотора с ревом отрывают машину от аэродрома.
Двадцать второго марта 1937 года, 12 часов 30 минут. Полет на Северный полюс начался…
На границе аэродрома нас сильно бросило вверх, а потом вниз. Внизу мелькнул Белорусский вокзал, площадь Маяковского. Вот он, Кремль!
Разворачиваю машину.
Бабушкин, указывая по направлению Ходынки, знаками объясняет мне, что два самолета уже в воздухе. Бассейн внимательно прислушивается к работе моторов, но все же не забывает заглянуть в окно – окинуть прощальным взором Москву. Хороша она, наша красная столица! Сколько раз я видел ее с высоты, и всегда она волнует по-новому.
До свиданья, Москва! До скорой встречи!
Открывается дверь штурманской рубки. Входит Спирин. Он старается быть спокойным, но это ему не удается. По-мальчишески задорная улыбка освещает его строгое лицо.
– Север, - говорит Иван Тимофеевич, подходя ко мне.
– Есть север, - отвечаю я.
Весело махнув рукой, Спирин возвращается в рубку.
12 часов 40 минут. Все четыре корабля легли на курс. Идем строем.
Высота триста метров. Видимость хорошая, но болтает зверски.
Проходит пятнадцать минут. Главный синоптик экспедиции Дзердзеевский говорит мне, что погода ухудшается.
– Местами снегопад.
– Ничего, пройдем, только бы не обледенение.
– Пролетели двести пятьдесят километров. Путевая скорость двести одиннадцать в час, - сообщает Спирин.
Ветер попутный. Попадаем в облака. Снижаюсь до двухсот метров. Перед нами черная стена. Вот-вот надвинется на самолеты и совсем скроет землю. Но это только кажется. Мы, летчики, уже знаем, что там не туман, а снегопад или дождь.
Впереди видимость сильно ухудшилась. Снегопад заставляет снизиться еще на сто метров. Летим над самыми деревьями. Крыши домов мелькают совсем близко.
Воображаю, сколько шума наделали мы, пролетая над деревнями и селами; верно, стекла дрожали и звенели, когда четыре гиганта проносились над крышами, рассекая воздух своими мощными крыльями.
Снегопад усиливается. Идем по компасу. Не покидая своего места, я могу разговаривать с любым кораблем. Радиосвязь налажена прекрасно.
Через пять часов полета мы увидели Холмогоры – родину Михаила Васильевича Ломоносова. Более двухсот лет прошло с тех пор, как сын крестьянина из села Денисовки, близ Холмогор, увлеченный жаждой знаний, отправился пешком в Москву.
Ломоносов стремился овладеть сокровищами науки. Нелегко это далось полунищему крестьянину. Он бедствовал, скитался, выдавал себя за дворянского сына; но в конце концов его исключительная даровитость, твердая воля и целеустремленность сломили все преграды. Ломоносов стал гениальным ученым. Он оставил после своей смерти богатейшее наследство в самых различных областях науки и искусства. Глубоко и кровно связанный с народом, Ломоносов и сквозь толстые стены Академии улавливал тревожные голоса жизни и всегда стремился не только объяснить, но и преобразить мир.
Он мечтал об освоении русскими людьми Северного морского пути, о покорении Северного полюса. Первую его идею воплотили в жизнь советские люди. Теперь корабли страны Советов регулярно в одну навигацию проходят путь от Архангельска до Владивостока.