Тогда имущество механиков сократили до минимума. Пришлось снять некоторые запасные части и инструменты. Кресла заменили ящиками с грузом. Участники экспедиции пожертвовали многими из своих личных вещей. Мы ведь летели ненадолго, а зимовщикам предстояло год привести на полюсе – пусть живут с комфортом.
С трудом, удалось уменьшить груз каждого самолета еще на сто пятьдесят килограммов. Но и этого было мало. Мы должны были во что бы то ни стало довести полетный вес машины до двадцати четырех тонн семисот килограммов. Не хотелось, но пришлось слить часть бензина и еще раз проверить вместе с зимовщиками весь их груз.
В ожидании летной погоды мы коротали часы досуга. Читали, играли в шахматы, в домино, слушали Москву.
Спирин и Иванов взялись за выяснение очень важного для предстоящего полета вопроса – нет ли каких-либо отклонений в работе радиомаяка. С этой целью они однажды погрузили на собачью упряжку аварийную радиостанцию с ручным приводом и отъехали на три километра точно на север. Потом связались с базой и попросили пустить маяк. Буквы были слышны ровно, хорошо; это значило, что испытатели находились в зоне.
Такая проверка их, конечно, не удовлетворила; надо было отъехать или отлететь километров на пятьдесят – сто. Но дальше на север возвышались нагромождения льда с большими разводьями среди них. На собаках не проедешь, а для посадки самолета трудно подыскать подходящую льдину, да еще расположенную точно на севере.
Спирин решил лететь на юг, где можно без риска сесть на какой-нибудь остров.
Свои соображения он доложил Шмидту. Отто Юльевич с ним согласился. Затем спросил, на каком самолете он полетит.
– На "У-2", - ответил Спирин.
– А кто из летчиков пойдет с вами?
– Я поведу самолет сам.
Незадолго до старта Спирин обратился к Федорову:
– Было бы хорошо, если бы и ты слетал. Как астроном, ты окажешь нам большую помощь.
– Что же, - ответил Федоров, - машина трехместная, а я готов лететь в любую минуту.
Полет был рассчитан на три часа. На всякий случай товарищи взяли с собой пять плиток шоколада и полкило сухарей. Хотели прихватить палатку, но оказалось, что ее некуда погрузить.
– Да нами не нужна она, что мы там – отдыхать собираемся?-махнул рукой Спирин.
Сделав круг над радиомаяком, Спирин взял курс на юг, держась строго в зоне.
Видимость была неважная. В воздухе стояла дымка; вдали смутно вырисовывались расплывчатые очертания острова Карла-Александра.
Над материком в такую погоду можно летать спокойно. Под самолетом леса, поля, селения, железные дороги – множество удобных ориентиров. А здесь, над снежными просторами, с трудом различаешь лишь бесформенные нагромождения огромных льдин и берега необитаемых островов. Мелкие торосы, ропаки и надувы сливаются в общий фон, и кажется, что ты идешь над равниной, что внизу идеальная посадочная площадка.
Без тени беспокойства провожали мы улетавших. Народ это опытный, бывалый, да и погода, в конце концов, не так уж плоха.
Двусторонней связи на «У-2» не было. Коротковолновый передатчик мог работать только на земле; динамо приходилось крутить руками. Спирин и Федоров слушали работу маяка по длинноволновому приемнику, питающемуся от аккумулятора и сухой батареи.
…Мы спокойно сидели в тепло натопленной комнате. Но вот прошло три часа, потом еще час, и нами понемногу начала овладевать тревога.
– Что-то они долго не возвращаются, - перелистывая книгу, заговорил Шмидт.
– Долго, - согласился я.
– И связь с ними еще не установили.
– Да. Наши радисты слушают, но ни звука. Погода портится, острова Карла-Александра совсем не видно…
– Надо дать радиограмму в Тихую, - сказал Шевелев, - чтобы Крузе вылетел на «П-5» и по пути на Рудольф обследовал острова и проливы.
– Верно. Поспешите с радиограммой, - кивнул Шмидт. Шевелев оставил нас. Минут пять мы сидели молча… Отто Юльевич подошел ко мне совсем близко и внимательно посмотрел в глаза.
– Что же могло с ними случиться, Михаил Васильевич?
– Вероятно, они заморозили мотор и не могут его запустить.
– Тогда почему нет связи? Признаться, это меня немного пугает: вдруг они сели неудачно, поломали машину и радио.
– Нет, Отто Юльевич., - Спирин прекрасный летчик. А на такой машине нетрудно сесть где угодно.
Во время нашего разговора Шевелев успел снестись с бухтой Тихой. Услышав мой ответ, он поддержал меня.