Внезапно впереди возникла огромная черная скала.
– Остров? Нет…
Может быть, это мыс Аук?.. Нет… это, наверное, черные облака, похожие на скалы…
Внизу плавали редкие льдины.
Самолет шел на высоте пяти метров.
Наконец, показался желанный мыс. Теперь легко найти зимовку. Но хватит ли бензина?
Впереди видны долгожданные радиомачты. Кто-то тронул Спирина за плечо. Он быстро обернулся – не случилось ли что-нибудь? Улыбающийся Сима Иванов указывал вниз. Там огромный белый медведь, задрав голову, следил за самолетом…
Что же происходило в это время на зимовке?
Тридцатое апреля. Ветер так кружит снежные вихри, что трудно понять, откуда он дует.
Весь белый входит в комнату Молоков.
– Где щетка?
Вместо щетки он берет веник и идет отряхиваться в сени.
– Завтра Первое мая. Неужели пурга не уляжется? – говорит Бабушкин, отрываясь от книги. Он встает с постели и подходит к окну.
Метет… В такую погоду Сторожко и Латыгин легко могли пройти мимо самолета, не заметив его.
Тяжело переживали мы неизвестность. Особенно горевал Папанин:
– Зачем пустили? Что, если они потерпели аварию, разбились? Экспедиция сорвется, но это ли главное? Ведь они люди, да еще какие замечательные люди!
Как умел, я старался подбодрить товарищей, уверить их в том, что все кончится хорошо. Но сердце сжималось от глухой тревоги: улетели на три часа, а нет их вот уже трое суток.
Часто вспоминался последний разговор со Спириным. Перед стартом ему советовали взять продовольствие. А он засмеялся и, махнув рукой, ответил: «Зачем? Ведь мы вернемся к обеду»…
Неожиданно до нашего слуха донесся какой-то звук.
– Тише!-остановил нас Бабушкин.
Мы прислушались.
– Мне показалось, что гудит мотор, - взволнованно шепнул Михаил Сергеевич.
– Мотор?-переспросил Молоков.-Нет, это, верно, трактор работает или гудят провода. Может ли машина лететь в такую погоду?
Внезапно за дверью раздались возбужденные голоса:
– Летит! Летит!
Мы срываемся с места.
Далеко в небе, сквозь пелену мокрого снега, просвечивают контуры самолета.
– Летит!
Машина идет на посадку.
– Ура!
Какой чудесный первомайский подарок!
Начались объятия, восторженные приветствия.
Полярники народ закаленный, не сентиментальный, но здесь, вдали от родной Москвы, возникает особенно крепкая и нежная дружба. Чувство непередаваемой тревоги за товарищей, попавших в беду, хорошо знакомо каждому, кто побывал в Арктике.
Нельзя сказать, что у наших путешественников был очень утомленный вид. Напротив, они загорели, выглядели бодрыми. Правда, загар очень скоро смылся, а бодрый вид объяснялся радостью встречи.
– А где же, все-таки, Арктика?-задал кто-то Спирину коварный вопрос.
Тот только рукой махнул.
– Арктика? Теперь-то я знаю, где она!
Ночью погода стала проясняться. Вот бы Первое мая встретить на полюсе! Но Борис Львович разочаровал нас: даже если на Рудольфе и будет ясно, все равно по трассе погода плохая.
Пришлось примириться и отпраздновать Первое мая на Рудольфе.
День выдался прекрасный. Утопая в снегу, мы прошли строем, со знаменами, на старую зимовку. А в Москве-то сейчас тепло, цветы, светлые костюмы!
В десять часов утра открылся митинг. Выступил Отто Юльевич. По команде Спирина дали три залпа в воздух. Наш маленький коллектив вместе со всей страной торжественно запел «Интернационал».
Вернулись мы на зимовку в веселом настроении. Еще вчера мы не находили себе места, ничего не зная о судьбе товарищей. Как хорошо, что сегодня они вместе с нами за праздничным столом!
Иван Тимофеевич, Евгений и Сима успели уже забыть о голодной, холодной жизни на льдине, затерянной в безбрежном океане.
Праздник прошел очень весело. Мы слушали трансляцию из Москвы, Киева и Ленинграда.
Через три дня на самолете «П-5» прилетел Крузе. Он видел Сторожко и Латыгина, посланных на поиски Спирина, и сбросил им вымпел с сообщением, что товарищи благополучно вернулись на остров Рудольфа.
Дни тянулись однообразно и скучно. Ежедневно просматривали мы синоптическую карту. Через Землю Франца-Иосифа проходили циклоны, и казалось, что им не будет конца.
К вечеру четвертого мая начало проясняться. Появились надежды на улучшение погоды. Дзердзеевский предупредил, что завтра, возможно, состоится разведывательный полет, и если Головин сообщит, что погода по маршруту хорошая, мы немедленно вылетим на четырех больших самолетах.
Условились так: первым садится флагман. Если он сядет неудачно и остальные машины не смогут сделать посадку без тщательной подготовки аэродрома, люди спустят на грузовых парашютах продовольствие, вернутся на базу и там будут ждать, пока для них подготовят площадку.