На западе горизонт был чист, на востоке чуть-чуть загоралось небо.
Подошел Бассейн:
– Ну как, товарищ командир, летим?
– Летим! Поторапливайся! Надо вернуться засветло.
Началось прощание. Пожимая нам руки, товарищи подолгу всматривались в наши лица, словно стараясь навсегда запечатлеть их в памяти.
– До скорой встречи, друзья!-крикнул я, стараясь вложить в слово «скорой» как можно больше спокойной уверенности.
Взлет ночью на перегруженной машине, весившей 25 тонн, был очень сложен. Машина бежала вниз по склону горы, тяжело набирая скорость. Я вел разбег по прямой, ориентируясь на одну из многочисленных звезд.
После стремительного бега и резких бросков самолет в воздухе.
С необычайной осторожностью делаю большой круг над островом. Мы проверяем работу моторов и приборов. Из глушителей вылетает ровное розоватое пламя.
С черного неба нам ярко светят звезды. Электричество освещает штурманскую рубку и кабину летчика.
Но скоро звезды скрываются за перистыми облаками; облака становятся все гуще – мы попадаем в проходящий севернее Рудольфа циклон.
На восемьдесят четвертом градусе облачность начала сливаться с туманом. Только кое-где виднелись разрывы. Еще немного, и мы наткнулись на непроницаемую стену. Чтобы не терять из виду льдов, пошли под облаками.
Чем ближе мы подходили к полюсу, тем хуже работал магнитный компас. Пришлось держать курс по гирокомпасу, в показания которого нужно было вносить поправки каждые пятнадцать минут. Однако Спирин великолепно ориентировался.
Чем дальше, тем все упорнее надвигались на нас туман и облачность. Видимость была скверная. Нас прижимало все ниже и ниже. Я перешел на бреющий полет. Теперь уже совсем рядом мелькали черные полосы разводьев, стремительно проносились серые ледяные поля. Высотомер показывал сорок метров.
Невольно шевельнулась мысль: «а вдруг придется сесть?» Льдин, подходящих для посадки, здесь не было.
Бассейн крикнул мне в ухо:
– Осторожней! Смотри, за лед зацепишь!
Долго лететь вслепую на перегруженной машине нельзя. Любой ропак может погубить ее.
– Как быть дальше?-обратился я к Шевелеву и Спирину.
Решено попытаться проникнуть к полюсу, а если впереди облачность будет еще ниже, повернуть обратно.
Поверхность льда все еще напоминала ночную тундру – серую, скучную, однообразную. Но через несколько минут в облаках начали открываться просветы. Облачность повышалась. Теперь мы могли прекратить опасный бреющий полет и подняться на высоту трехсот метров. Машина уверенно пошла вперед.
Мы достигли восемьдесят девятой параллели, когда погода снова ухудшилась. Было ниже двадцати градусов мороза. С облаков свисала какая-то густая тяжелая бахрома, и нам без конца приходилось пробивать ее. Я вопросительно взглянул на второго пилота Тягунина.
Он ответил на мой немой вопрос спокойным, уверенным голосом:
– При такой низкой температуре обледенение не грозит. Значит, можно лететь вперед. В крайнем случае прорвемся вверх.
Я молча кивнул ему и подумал: «Хорошо иметь такого помощника!»
Приближался полюс. Внезапно перед нами открылось зрелище непередаваемой красоты.
Небо как бы раздвоилось. Темновишневая и светло-голубая полосы сливались над нашими головами. Первая справа постепенно загоралась на своем пути к горизонту. Ее далекие границы, освещенные лучами уходящего солнца, казались огненно-розовыми. Слева же краски затухали, незаметно переходя в мрачные черно-голубые тона.
С одной стороны – исчезающий день. С другой – надвигающаяся ночь.
В 8 часов 34 минуты я снял перчатку и крепко пожал руку Тягунину. Под нами был полюс.
Где-то недалеко отсюда, может быть, находится сейчас самолет «Н-209»!
Все застыли у окон и люков, пристально вглядываясь в ледяные просторы. Каждый получил точные указания и знал, куда он должен смотреть. Жадно ищущим глазам ежеминутно мерещился силуэт самолета. Но когда мы подлетали ближе, то убеждались, что это трещины или торосистые гряды.
Внезапно Морозов подбежал ко мне с криком:
– Самолет! Я вижу самолет!
У меня заколотилось сердце.
– Где? Где он?
– Там, – указал на правое крыло Морозов.
Я мигом передал управление Тягунину и бросился к окну.
… Какое жестокое разочарование! Я увидел разводье, по форме напоминавшее самолет.
Мы продолжали поиски, летая зигзагами. Каждые десять минут Спирин менял курс. Скоро внизу начали появляться отдельные заряды тумана, закрывавшие скованный льдами океан.