Но даже с костылем Колл все равно отставал от группы техасцев. Он, правда, не плелся в самом хвосте колонны — позади него всегда ковыляли трое самых слабых из числа солдат-сопляков. Хотя Колл и не знал испанского языка, он все же перестал считать мексиканских мальчишек чужими и врагами. Они, как и техасцы, голодали и мерзли; он не думал, что они могут застрелить его, даже когда плелся, прихрамывая, позади всех и вроде мог бы убежать.
Время от времени он оглядывался, чтобы убедиться, что та тройка следует за ним. Он опасался, что они могут упасть и умереть, и понимал, что в таком случае никто не придет к ним на помощь — Салазар не разрешит останавливаться. Апачи не тревожили их четыре ночи подряд; в разговорах вокруг лагерного костра утверждалось, что они оставили их в покое либо решили, что преследовать такую жалкую кучку людей лучше не стоит. Лошадей у них больше не было, оставалось только оружие.
Но капитан Салазар не разделял оптимизма техасцев относительно Гомеса.
— Если он прекратил нападать, то лишь потому, что занят сейчас другими делами, — разъяснял он Длинноногому. — А когда переделает другие дела, начнет снова нас преследовать и всех постепенно поубивает. Не думаю, что он нападет на нас сразу, скорее, станет выжидать и убирать по одному.
Салазар выставлял на охрану усиленные посты, на что был мастак, зная при этом, что даже при усиленной охране половина его солдат заснет на своих постах. Но вот минуло четыре дня, а по утрам трупов солдат не находили.
— Если бы он следил за нами, четыре ночи выжидать не стал бы, — предположил Длинноногий.
Трое мексиканских солдат, ковылявшие за Коллом, валялись мертвые с двумя стрелами в теле у каждого. Они лежали лицами вниз, одетые.
— Хоть не перерезали горло, — проговорил Длинный Билл.
— Он просто торопился, — решил Салазар. — Ему важно было уложить капрала Колла, и он почти сделал это. Вы очень счастливый человек, капрал. Думаю, что это был все-таки Гомес, а он редко когда мажет.
— Я видел его, — сказал Колл. — Если бы я не повернулся, он подкрался бы ко мне на несколько шагов ближе и тогда наверняка пронзил стрелой насквозь.
— Если это был все же Гомес, и вы видели его, тогда будете первым белым человеком, увидевшим его и оставшимся живым, — заметил Салазар.
— Ему такое не понравится, — предупредил Длинноногий. — Нам теперь нужно повнимательнее охранять тебя.
— Охранять меня не надо — я сам стану охранять себя, — решил Колл.
— Не мели вздор, Вудро, — прервал его Длинноногий. — Этот старый ушлый апач может вернуться и попытаться довершить свое дело.
— Ненавижу Нью-Мексико, — произнес Гас — Если нет медведей, то появляются индейцы.
Тем же вечером Колла поместили в самом центре лагерной стоянки для его же безопасности; но он спал чутко, а во сне видел, как Гомес таскал на себе огромный горб Бизоньего Горба. Ему приснилось также, что вождь апачей выпустил в него стрелу, причем сон был настолько реальным, что Колл с перепугу проснулся. Затем, когда снова забылся сном, он увидел вождя команчей, целящегося в него из лука.
Настало серое утро. Замерзший, но радостный, что остался жив, Колл вспомнил, как как-то давно Длинноногому приснился сон, будто Бизоний Горб и Гомес ехали рядом верхом в Мексику для захвата пленников.
— А не снилось ли тебе, что Бизоний Горб и Гомес вместе сражались в бою? — спросил он Длинноногого.
— Да, снилось, но надеюсь, что до этого никогда не дойдет, — ответил тот. — А в одиночку им потребуется немало времени, чтобы разбить нас.
— Но и нам не одолеть их, — засомневался Колл. — Нас, правда, не убили, но их всего двое и они перебили большинство наших рейнджеров.
— Согласен, что они дикие, — заметил Длинноногий. — Но они тоже люди. Если выстрелить им в нужное место, они умрут так же, как я или ты. Их кожа отличается от нашей по цвету, но кровь у них тоже красная.
Колл понимал, что Длинноногий говорит сущую правду. Индейцы — тоже люди, пули убивают и их. Он сам выпустил пулю в сына Бизоньего Горба, и тот умер, как умерли и трое мексиканских мальчишек, павшие от стрел апачей.