«Шаркнуло?!»
Оба замерли, но, вроде, показалось. А Микаэла успела подумать, что не стоит выбалтывать ему всё. Тем более, скоро им покидать защитную зону бассейна. Зато она спросила вслух:
— Это ты где-то полчаса назад бежал через те две большие лестницы?
— Да, — он хмуро кивнул, отложив тетрадь на пол и вытаскивая какой-то пузырек из кармана. — Все попрятались, наглухо заперлись в блоках, а я так не могу. Омерзительна эта жизнь в западне, когда даже заговорить не смей!
— Ох, как ты прав…
Мартин сунул пузырек, вытянутый стеклянный шестигранник, в бассейн и, набрав в него воды, завинтил крышечку. Мики не удивило, что вода и внутри продолжила сиять зеленым светом. Проверяя фонарь, она повернула рычажок, и красный свет брызнул вокруг и слился с зеленым мерцанием в руке Мартина…
И потом и Мартин, и Микаэлла с одинаковым изумлением уставились на призрачное золотое свечение, возникшее на стыке красного и зелёного. Оно повисло в воздухе изящной дугой, как радуга в фонтане, легкое и радостное, как сама весна.
Мики, готовая смотреть на это золото час-другой, прошептала:
— Что это?
Мартин лишь покачал головой:
— Это, это…
Очень нехотя, Микаэлла погасила фонарь. Мартин же зажмурился, встряхнул головой, напомнив Мики её саму, и сказал:
— Мы мало знаем о живом свете. Да, этот бассейн — один из его источников, но вода из пузырька скоро «выдохнется». Микаэлла, мы тут долго стоим, кстати.
Засмотревшись на чудеса, Мики и забыла, что они стоят у самой входной двери! Поняв это, она даже отпрыгнула в сторону, крепко прижимая к себе и тетрадь, и полотенца, и фонарь. «Отращивай раковину или добудь рюкзак. Опять двери!»
Синхронно открыв две створки, Мартин и Мики осторожно оглядели коридор, лестницу вверх, толстые трубы, уходящие вдоль стен куда-то. Тени и гул от ламп, запах пыли. И звуки их шагов… По лестнице они поднимались молча. Мики думала, радуют ли её всё новые знакомства или тревожат, ответа не находила. «Вся эта красота — немного чересчур, как ужас, как это огромное здание. Слишком острое блюдо для моей души».
Но Мартин, постоянно слегка притягивая, не пугал. «Может, зря, а обут он, кстати, в обычные белые кроссовки», — подумала Мики, выходя в холл-«шайбу».
Снова музейный полумрак и отполированный гранит. Микаэлла вспомнила, что не попробовала спросить у Мартина, почему закрыты двери, но разум пискнул в ответ: «Хватит информации, ты свихнешься». И Мики задала вопрос проще, витальнее:
— Если ОН нападет на меня по пути, я могу снова побежать к тебе?
Мартин нахмурился:
— Да. Но о ночевке даже не думай, опасно. Хочешь, я постою здесь, пока ты не повернешь в свою зону?
— Хочу, — только и выдохнула Мики. Она показала слабость, но он уже видел ее донельзя слабой в бассейне. «Who do you need, who do you love, when you come undone?»
Прокрадываясь в голубой холл, Мики так остервенело вслушивалась в тишину, что, казалось ей, её уши стали увеличиваться. Дважды она обернулась. Силуэт Мартина, с зеленой искоркой в руке, алел посередине «шайбы». В третий раз Мики, нервно улыбаясь, обернулась уже из Синей Залы. Мартин помахал ей рукой с искрой и медленно скрылся из виду…
Оставшись одна, Мики вдруг поняла, что чуть не плачет.
«Опять одна. Опять эти коридоры. Где найти Феба? Кто тут еще бегает? Где меня подстерегает монстр?! Не могу!» — пульсировало в её висках и, казалось, эхом отдавалось по всей Зале. Но, сделав резкий вдох, Микаэлла включила фонарь. Алое свечение разогнало океанский сумрак, а ядовитый страх — упорная фраза: «Я не одна. Не одна. Я столько всего пережила. Я оставлю за спиной и эту бурю». Микаэлла перекрестилась и пошла вперед, вглядываясь в красный фонарь в руке. Мысли о символике цвета помогали ей идти ровно и держать внимание: «Красный, алый. Цвет самой жизни, крови и огня. Пылкая любовь, лето. Красная клубника, прикрытая листьями. Её сок на губах возлюбленного. Тугая красная парча, отливает золотом и зелёными. Толстый теплый платок в извивах «хохломы». Пасхальное яйцо. Собирай части. Закат на самом юге. Птицы, снегири и колибри. Вот и арка, Мики! Гранат! Его зерна — россыпь рубинов. Алая лампа на свидании влюбленных. Это жизнь».
Она стояла у Серой лестницы. Вокруг была тишина.
— Я, Мики. Я вынырнула из глубин, — гордо прошептала Микаэлла себе, не удержавшись. Она ужасно устала, но её пропитывало и удовлетворение: то ли от такого броска по Университету, то ли от встречи с Мартином, то ли от новых открытий.
Подумав, Мики не стала спускаться в магазин, хоть и доела запас первых дней. Достаточно ей было испытаний. «Невнимательность от утомления загубила немало народу, шахматных партий, картин, омлетов», — повторяла себе Микаэлла, мягко крадясь по коридору в уже родной «сапожок», заглядывая за каждый угол.
… Фонарь она погасила, только плотно закрыв и несколько раз подёргав дверь. В родном блоке её ноги таки затряслись, но на пол, как очень хотелось, Микаэлла упасть себе не дала. Сначала надо было аккуратно положить тетради и ручки в шкаф, рядом поставить фигурку кошечки. Снять кроссовки, поставить на сушку. Полотенца отнести в ванную. Вытащить оставшиеся полубтылки кефира и поставить греться на столе, а потом самой с блаженной улыбкой понять, что можно помыться.