— Господь с вами, — сказал отец Марк и тоже поднял свой бокал.
— Ни со мной, ни вообще с кем бы то ни было на этой планете, — твердо сказал Гарт. — И в этом — все дело. — Он отпил из своего бокала и вздохнул.
— Вы говорите так, чтобы смутить меня? — улыбаясь, спросил священник. — Уверяю вас, меня это нисколько не смущает.
— Я не собираюсь смущать вас, а говорю это в прямом смысле. Я принадлежу к тому разряду людей, которых вы называете атеистами, и потому мне нет никакого дела до религиозных откровений. Но вот местные туземцы, какими бы простыми, необразованными и первобытными они ни были, сумели дожить до настоящего времени безо всяких суеверий или каких бы там ни было признаков боголепия. И я надеялся, что они будут продолжать в том же духе.
— Что вы говорите? — нахмурился священник. — Вы хотите сказать, что у них нет ни Бога, ни веры в будущее? И они умирают…
— Умирать-то они умирают, и в прах обращаются, как и все остальные живые существа. У них есть гром, деревья и вода, но нет богов-громовержцев, лесных духов или водяных нимф. Они не знают уродливых идолов, табу или колдовских заклинаний, укорачивающих жизнь. Они — единственные известные мне первобытные люди, совершенно свободные от всяких суеверий и, по всей видимости, они гораздо счастливее именно благодаря этому. И я всего лишь хочу, чтобы они оставались такими же.
— Вы хотите, чтобы они оставались такими же — без Бога, без надежды на спасение? — глаза священника расширились, и он слегка отпрянул назад.
— Нет, — ответил Гарт. — Я хочу, чтобы они оставались свободными от суеверий до тех пор, пока не узнают больше и не смогут все взвесить и обдумать трезво, избежав предвзятых мнений и, возможно, даже крушения своего счастья.
— Сэр, ставя веру на одну доску с суеверием, вы оскорбляете церковь, и…
— Прошу вас, — подняв руку, сказал Гарт. — Никаких теологических споров. Сомневаюсь, что ваш орден оплатил вам проезд сюда лишь ради того, чтобы попытаться меня переубедить. Учтите, мои убеждения складывались на основе зрелых размышлений в течение целого ряда лет, и никакая доза полунаучных метафизических рассуждений не в состоянии их изменить. Я обещаю не делать попыток обратить вас, если вы пообещаете мне то же самое.
— Согласен, мистер Гарт. Как вы мне любезно напомнили, моя миссия заключается в спасении этих бедных душ; этим я и намерен здесь заниматься. Однако признайтесь, почему моя миссия настолько вас обеспокоила, что вы пытались помешать мне высадиться, угрожали оружием и даже… — тут священник замолчал и потупился, глядя в свой бокал.
— И даже пытался застрелить вас? — спросил Гарт, внезапно нахмурившись. — Поверьте, я искренне сожалею о случившемся и готов извиниться перед вами. Виной всему дурные манеры и еще более дурной характер. Поживите в одиночестве с мое, и вы вдруг обнаружите, что способны на подобные поступки… — Он задумался, разглядывая свои большие, покрытые отметинами шрамов и мозолей руки, лежащие на столе. — Назовем это крушением надежд, за неимением лучшего слова. Вам с вашей профессией, должно быть, нередко удавалось проникнуть в самые темные уголки человеческой души, и вы, наверное, имеете представление о том, что такое счастье и стремление к нему. Всю жизнь я был слишком занят, чтобы хоть на минуту задуматься о создании своего собственного очага и своей семьи, и до недавнего времени меня совершенно к этому не тянуло. Может быть, виной всему проникающая радиация, размягчающая мое сердце, но я вдруг начал думать об этих пушистых, рыбообразных вескерианцах так, словно они в какой-то степени — мои дети, словно я несу за них какую-то ответственность.
— Все мы — дети Его, — спокойно сказал отец Марк.
— Ну что ж, вот вам некоторые дети Его, которые даже не подозревают о Его существовании, — ответил Гарт, неожиданно рассердившись на себя за то, что позволил на время сентиментальным чувствам взять верх. Однако он тут же позабыл обо всем и под влиянием нахлынувших на него эмоций подался вперед: — Неужели вы не понимаете, насколько это важно? Поживите здесь немного, и вы увидите, что жизнь вескерианцев проста и красива, она весьма напоминает жизнь в идеальном обществе, о котором вы, люди, столько говорите. Они счастливы и не умеют причинять боли. Обстоятельства сложились так, что они выжили в почти бесплодном мире, поэтому им так и не удалось выйти за рамки первобытной культуры в научном плане. Однако в интеллектуальном они подобны нам, если не выше. Все они выучили наш язык, и мне легко объяснить им то, что они хотят узнать. Знания и процесс усвоения знаний — вот что доставляет им истинное удовлетворение. Иногда они могут действовать на нервы, поскольку каждый новый факт должен у них вписываться в общую систему известных им фактов, но чем больше они учатся, тем совершенней становится сам процесс познания. Когда-нибудь они сравняются с людьми во всем и, быть может, превзойдут нас. Если только… Можно попросить вас об одном одолжении?