Нам надо было сворачивать в другую сторону, на лед Неры. Дорожники, как было условлено с Филимоновым, сделали для нас последнее доброе дело: соорудили временный мост через глубокий овраг, преграждавший путь к Нере. Миновать его — и мы, считай, на льду Неры.
Перед самым мостом водитель резко затормозил.
— Надо взглянуть, — сказал он.
— Пойдем, — согласился Филимонов.
Вместе с ними отправился к мосту и я. Мы прошли по накату нетолстых бревен. От шагов наших бревна «играли», как клавиши.
— Как тут ехать? — спросил водитель, останавливаясь посреди моста.
Впервые я присмотрелся к нему. Крупный, немного обмякший человек, припухшие, наверное, от бессонной ночи, щеки, унылые темные, как переспелая вишня, глаза. Толстые ноги, толстые руки с толстыми, темными от въевшейся грязи пальцами — рукавицы он оставил в кабине.
— Что же ты думаешь делать, как выехать на Неру? — спросил Филимонов, не вступая в спор.
Водитель не ответил, сказал, глядя под ноги в щель между бревен:
— Жидковаты устои…
— Пойдем посмотрим, — с готовностью сказал Филимонов.
Мы спустились под мост. Водитель и Филимонов огляделись.
— Выдержат, — сказал Филимонов.
— Не поеду! — водитель мотнул головой. — Рисковать не хочу. И вы меня не заставите.
— Послушай, — просительным тоном, которого я никак не ждал, произнес Филимонов, — поедем. Прочно стоят, это же видно.
— Не могу рисковать.
— Да какой тут риск? — возразил Филимонов, глаза его засветились улыбкой. — Ну что ты уперся?
— Кого потом судить будут? Вас?
— Меня! — теряя терпение, заорал Филимонов. — Я тебе подписку дам, беру ответственность на себя.
— Ну да, поди потом, разбирайся… — Водитель опять упрямо мотнул головой.
— Послушай, прииски на Индигирке надо срочно открывать, там металл, пойми ты, — сказал Филимонов. — Нужно нам сейчас золото вот так, — он резанул рукавицей по вороту телогрейки. — Каждый просроченный день мы эскадрилью истребителей будем терять. Пойми ты.
— А что мне понимать? Жизнь дороже…
Водитель полез было наверх по откосу оврага.
— Да жизнь тут при чем? — крикнул ему вслед Филимонов.
Водитель остановился, обернулся.
— Обвалится, куда я из кабины денусь?
Мы поднялись наверх, у моста толпились водители с других машин.
— Я под мост встану, — сказал Филимонов. — Влезай в кабину, заводи, я встану под мост. Ну, по рукам, что ли?
— Не поеду!
— Сволочь! — как-то удивленно усмехаясь, сказал Филимонов. — Ну и сволочь!
— А что вы на меня?.. — чуть не плача, заговорил водитель. — Кто вам право дал?.. Мост комиссией не принят… Никакого права…
К Филимонову приблизился невысокий парень в телогрейке и валенках с отвернутыми голенищами. Я узнал Данилова.
— Поедем, однако, — сказал он.
— Доброе утро, Николай, — сказал я, подходя.
— Здарова! — мягко ответил он.
— Твой знакомый? — улыбаясь не свойственной ему доброй улыбкой, сказал Филимонов и сейчас же, приобретая недоступный для простых человеческих чувств деловой вид, жестковато сказал Данилову: — Заводи, я расписку напишу и под мост встану.
— Расписка не нада. Зачем? Мы так поедем. Ты смотрел, сказал можна. Мы с Федором тоже сейчас смотрел. Зачем расписка? Старший водитель, Федор, поедет, я дорога буду показывать.
— Давай, топай, заводи, — сказал Филимонов, казалось, без малейшего чувства благодарности. — Веселей только, времени у нас в обрез. Если вода пойдет, присохнем в пути. Как-никак апрель на дворе. — Он вдруг рассмеялся, пряча в щелочки свои колючие глаза, и оглядел столпившихся вокруг него людей. — Как, братва, у нас говорят: девять месяцев зима, остальное — лето…
Ему ответили смехом, шутками, прибаутками.
XIII
Где-то в конце колонны взревел мотор. Тяжело переваливаясь между кочек, пошла в объезд машина. Филимонов сразу перестал смеяться, зашагал к мосту. На бревнах наката стоял Данилов и, взмахивая руками, показывал Федору, как надо выруливать. Мы столпились по обе стороны дороги, следя за тем, как, выбираясь из кочек, ползет к мосту машина.
Спуск к накату шел по наледи, вода замерзла огромной желтовато-молочной лепешкой с натеками льда. Машина медленно съезжала по льду. Сначала мы даже не заметили, что задние колеса ее намертво прихвачены тормозами и скользят, словно лыжи. Кузов вело то влево, то вправо. Федор отчаянно выкручивал руль туда-сюда, пытаясь подчинить себе движение машины. Данилову, стоявшему на мосту, не было видно, что задние колеса на тормозах, он решил, что Федор неправильно ведет машину, и, взмахивая руками, показывал, куда ехать.