— Поменьше дерзи, — сказал Кирющенко без всякой обиды или раздражения в голосе. — Тебе дело говорят, гаси свет и открывай занавес. — Он пошел к своему месту, покачивая головой и усмехаясь.
Не дожидаясь тишины в зале* открыли занавес.
В это время за кулисами Гринь поднял низ матерчатой стенки и сделал попытку выскользнуть наружу. Я поймал его за полу шинели и втянул обратно.
— Кто же мог подумать… — бормотал Гринь. — Надо пойти по-хорошему с ними поговорить… Пусть врежет мне еще разок, может, ему полегчает. Что ты будешь делать!
Он нагнулся и опять полез под брезентовую стенку.
— Да вы, Гринь, в своем уме? — шепотом, чтобы не было слышно в зале, напустился я на него и бесцеремонно схватил за ногу. — Давайте обратно, некогда мне с вами нянчиться.
Гринь вяло подергал плененной ногой и ползком на одной ноге вернулся в палатку.
А все ж таки паразит… — снова начал было Гринь.
— Хватит! — воскликнул я. — Трудно сказать, кто из вас двоих больший паразит. Если бы суфлер не пришел?
Кто же знал, что он меня подкарауливает?
— Гринь, сейчас должна быть стрельба из орудий, — строго сказал я. — Это же ваше дело, идите за кулисы к фанерным листам и приладьтесь пока не поздно.
— Канонада будет в лучшем виде, — воскликнул Гринь, вдохновляясь. — Народ, извиняюсь, перепугается, будьте уверены… — Уходя в темноту, он все-таки негромко пробормотал: — Паразит окаянный…
— Цыц! — прошипел я.
В середине второго действия хлопнула фанерная дверца, и голос Старикова в сумраке зала громко произнес:
— Сменная бригада Луконина — на выход, вода прибывает… Кирющенко прошу выйти ко мне.
Я, не мешкая, задернул занавес и дал свет в зал. Люди разом поднялись и двинулись к выходу. Среди наших актеров были рабочие из бригады Луконина, они спешно приводили себя в порядок.
В темноте над устьем протоки мерцало причудливо меняющееся зарево, там работали при свете костров. Я пошел к дому конторы, окна кабинета Кирющенко ярко светились. В небольшой комнатке набилось порядком народа, пришли из протоки в телогрейках, подпоясанных кушаками или ремнями, с раскрасневшимися после мороза лицами и свалявшимися от ушанок волосами. В дальнем углу сидел один из тех, кто прилетел вместе с ревизором, но самого ревизора не было. Стариков доложил, что положение становится угрожающим, вода в канаве медленно прибывает, может быт£>, придется взорвать лед ниже по течению, чего без нужды не хотелось бы делать, чтобы не потревожить «костров», на которых стоит баржа.
— Когда вы собрались рвать лед? — женственно-мягким голосом спросил тот, что прилетел с ревизором. Впервые я оглядел его внимательнее. Это был располневший, сравнительно молодой человек крупного роста, с широким лицом и намечавшейся спереди лысиной.
— Как только сильнее начнет прибывать вода, — сказал Стариков.
— Но все-таки когда?..
— Может быть, ночью, может быть, утром, — проговорил Стариков, пожав неестественно широкими в ватнике плечами. Ушанка лежала у него на коленях, жидковатые волосы прилипли ко лбу.
— Вам придется дать мне подписку, что баржа останется невредимой… — заговорил незнакомец. — Не только после взрыва, а вообще… Как вас угораздило оставить ее в плесе?
— А кто вы такой? — спросил Стариков.
— Следователь прокуратуры, — произнес своим мягким вкрадчивым голосом молодой человек. — Больше нет нужды скрывать мою должность, сегодня в нашем клубе я, кажется, нащупал ниточку… — Он окинул нас странным торжествующим взглядом.
Какое-то неуловимое движение возникло в комнате, и наступила необыкновенная, глухая тишина.
— Младший следователь, — холодно поправил его Кирющенко.
— Разница небольшая, — молодой человек пожал рыхлыми плечами.
— Пожалуйста, я могу написать… — сказал Стариков и усмехнулся. — Подписка нисколько не поможет…
Молодой, располневший человек помолчал и сказал, роняя слова в тишину, как камни, без плеска опускающиеся в темную застоявшуюся воду:
— Я прибыл по другому делу, но и эта история с баржей достойна внимания прокуратуры…
Следователь хотел еще что-то сказать, Кирющенко перебил его:
— Стариков ни при чем. Как же он может давать подписки?
— Почему же, — сказал Стариков и опять пожал широкими плечами, — дам подписку или не дам, все равно баржу надо спасти. Без рейдовой баржи что мы будем делать? — Он оглядел всех, кто сидел в комнате, остановил свой взгляд на следователе и еще раз пожал плечами, видимо, удивляясь его непонятливости. — Дело совсем не в подписке…