Отряд тем временем шел уже несколько часов по лесу. Справа можно было увидеть замерзшую гладь узкого озера Джордж, а по сторонам лишь монотонные сменяющиеся голые деревья да ели, окутанные снегом. Порывы ветра раскачивали высокие кроны деревьев, скидывая с них снег. Ноги уже начинали уставать от длительного марша, но Уильям старался не подавать виду и брел дальше. Плащ с меховой подкладкой изредка мешался, путался под ногами, так что Дэниелс пожалел о том, что пренебрег шинелью.
Солнце стояло уже в зените, когда Уильям решил наконец уточнить у Роджерса, когда будет привал, на что тот ответил:
– Восьмое правило Кодекса – на марше не останавливаем продвижение вперед до самой темноты, чтобы у противника был наименьший шанс напасть на нас.
– Да кто здесь, черт возьми, может напасть? Мы же ещё не настолько далеко отошли от форта Уильям-Генри, чтобы вступить на территории французов.
– А вот тут, приятель, ты ошибаешься, – ответил Роджерс, – спорные территории – самые ожесточенные. Зимой-то может тут и не шныряют патрули французов, но индейцы устраивают вылазки, перебивают забредших охотников в лесу, но близко к форту не подходят. А летом здесь их кишмя кишит, они могут следить за тобой несколько дней, выискивая подходящий момент для нападения, а ты даже не будешь подозревать о их присутствии. Лес – территория дикарей, и тут всегда нужно быть начеку.
– Но хоть привал на пятнадцать минут можно устроить? – никак не отступался Уильям, не привыкший к таким маршам. – Живот крутит от голода.
Роджерс достал из кармана куртки мешочек и бросил его Дэниелсу со словами «на, погрызи». Развернув сверток, Уильям обнаружил горсть холодных кедровых орехов. Выхода не оставалось, и он принялся есть жесткие орехи на ходу, предварительно согрев их во рту, прежде чем начать пережевывать. Позднее Уильям заметил, что остальные рейнджеры тоже перебивались небольшими перекусами на ходу, изредка обмениваясь санями и перестраиваясь внутри колонны. Так отряд прошел до наступления темноты, когда небо начало смеркаться, и голова строя остановилась среди деревьев, дожидаясь, когда подойдет остальная часть, включая замыкающего. Только тогда Роджерс приказал развертывать лагерь, ставить палатки с тентами и разжигать костры из привезенных на санях дров. Этим занялась лишь половина отряда, другая же вышла в округу на разведку и охрану отдыхающих. Сорок обученных человек живо выполнили все задачи, и вскоре некоторые отдыхали в палатках на расстеленных поверх набросанных еловых веток спальниках, а другие занимались готовкой. Единственный прием пищи за день казался столь желанным и вкусным, хоть это и была похлебка из картофеля, моркови, кукурузы и крольчатины. Снегоступы отряхнули и выложили в несколько рядов на сани возле костров, чтобы подсушить.
Когда отдыхающие рейнджеры отужинали и завершили приготовления лагеря, они вышли на замену разведчикам, и вскоре новые уставшие лица появились возле костров и за обе щеки унимали ещё теплый ужин. Вскоре рейнджеры легли спать, а у одинокого не затушенного костра остались сидеть Уильям, Роджерс и его заместители.
– Ну и как вам первый день? – ухмыляясь, спросил Гэмбэлл у Уильяма.
– Хорошая у вас прогулочка, – заметил Уильям, вытянув забитые ноги к костру. – Тяжеловато правда дается…
– Это с непривычки, – пояснил матерый Монтгомери своим басистым голосом. – Зато сколько миль мы прошли! Вы своим строевым маршем, должно быть, столько за дня два-два с половиной проходите.