– Это верно, – согласился Уильям, подобрав сломанную палку из снега и начал ворошить ей костер. Рейнджеры достали фляги с предусмотрительно набранным ромом и сделали по глоточку каждый.
– Будешь? – предложил Роджерс Уильяму. – Согревает.
Уильям учтиво принял флягу из рук майора, сделал глоток и поморщился. На вкус это был не ром, а какая-то жуткая перебродившая настойка, но стоило признать, пробирающее тело тепло он почувствовал моментально.
– Завтра пройдем столько же, – пообещал Роджерс, – такими темпами к вечеру послезавтрашнего дня мы будем уже в тылу врага.
– Почему бы снова не взять патрульного в плен? – спросил у командира Гэмбэлл. – Их гораздо проще выцепить, нежели офицеров из конвоя.
– Патрулируют обычно рядовые, а они мало что знают, – пояснил Роберт, сделав очередной глоток из фляги. – Нам нужна информация о дальнейших планах, о численности войск в фортах. Может, если их будет не много, сможем собрать ещё ребят и на следующей неделе захватим Карильон?
– А как же вы взяли того патрульного? – поинтересовался Уильям, продолжая ворошить тусклый костерок палкой. – Я слышал, что люди в форте относятся к этому рассказу, как к шутке.
– О-о-о, это был гениальный ход, – хвастливо ответил Роджерс, начиная рассказывать, – мы стояли лагерем в паре миль от форта. Рискованно, но риск того стоил. Привели мы себя в неряшливый вид, собрались втроем в дружную компанию с пистолетами и ножами за пазухой, да и двинулись в обнимку к одному солдатику. Тот на нас шары выпучил, ружье с плеча снял да заладил что-то там на своем. Мы, смеясь, подходим, и я ему говорю…
Тут Роджерс произнес что-то неразборчивое, с нотками французского произношения, но несвязное. Уильям постарался понять, что он сказал, и попросил повторить. Рейнджеры тихонько засмеялись, Роджерс повторил, но Дэниелс так и не смог ничего понять.
– Это какая-то чепуха, а не французский! – сдавшись, заявил Уильям.
– И с провинциальным французским акцентом! – согласился майор, по-умному вытянув указательный палец вверх под смех сослуживцев. – Вот примерно с таким же лицом стоял тот французишка, когда я одурачил его своим лягушачьим, ха! А потом все как обычно: мы ударили, отобрали мушкет, кляп в рот, путы на руки и в лагерь его.
– Да уж, захватывающая история, – саркастично ответил Уильям, но рейнджеры лишь усмехнулись. Они ещё немного посидели у костра и отправились отдыхать.
Встали также ранним утром, когда сумерки лишь начинали постепенно расступаться, а солнце не выходило из-за горизонта. На вопрос не выспавшегося Уильяма, почему отряд подняли так рано, Роджерс по своему обычаю сослался на правило из Кодекса, которое гласило «не спать после рассвета, французы и индейцы нападают на рассвете». Соблюдение правил некого Кодекса удивило Уильяма – из разговора с комендантом он сделал вывод, что для рейнджеров нет никаких правил и уставов, однако это оказалось глубоким заблуждением, опровержение которого вызвало у Дэниелса некое уважение.
Следующий день прошел точно также, как и предыдущий. Позавтракав, рейнджеры свернули лагерь и двинулись в путь также выслав разведку вперед и передвигаясь колонной. Днем обнаружилось, что двенадцать человек не могут продолжать путь: некоторые оделись совсем не по погоде и у них появились первые признаки обморожения, а другие получили травмы при неосторожном передвижении. Роджерс, бронясь, развернул этих рейнджеров и отправил обратно в форт. Численность отряда сократилась до семидесяти четырех. День закончился без происшествий.
Следующий переход оказался без происшествий, колонна в полном составе достигла каменистой области и устроила бивак в окружении горных хребтов. По прогнозам Роджерса, следующее утро они будут идти уже в нескольких милях от форта Карильон по долине Тикондерога, так что требовалось сохранять бдительность и внимательно смотреть по сторонам.
Едва лишь светало, как отряд вновь свернул лагерь и, взяв курс на северо-восток, обогнули Карильон, оставаясь не обнаруженными, и встали лагерем в пяти милях от форта вдали от троп, дорог и путей сообщения. Уильям затылком ощущал чье-то вечное присутствие, будто кто-то за ними наблюдает, но не подает виду. Однако удобных для нападения моментов предоставлялось уже достаточно, либо ими ещё не воспользовались, либо рейнджеры всегда были начеку и не ослабляли контроля за округой у лагеря. Весь день рейнджеры чистили снегоступы, замаскировали их под снежный нанос, уложив поверх них еловые ветки. Кострищ не разжигали, лишь маленькие тлеющие на углях костры, на которых готовили еду и сушили мушкеты. Запасы заготовленных дров постепенно заканчивались, но Роджерс наотрез отказывался использовать сырые дрова – от них идет черный дым, видный за десять миль, и по этому признаку враг может сразу же определить дислокацию своего противника. Разведчики доложили майору о том, что в трех милях обнаружены фортификационные застройки в виде недостроенного частокольного забора, оставленных телег и парочки одноэтажных домов. Предположив, что это брошенный французский лагерь, Роджерс не придал ему значения, но вскоре дозорные увидели, как небольшая артель французов, проходя по этому лагерю, заботливо поправляли скосившиеся под снегом столбы забора. Выяснить истинное предназначение построек вблизи форта решили у пленных.