На несколько минут устеленная шкурами комната заполнилась чавканьем и бульканьем.
Я наелся первым. Веки мои смыкались от сонливости. Отбросив пустую миску, растянулся на шкурах и сказал:
— Так и быть, уважаемый, давай, бухти мне повесть своей жизни. Я готов.
Утерев потное лицо дивианским трофейным полотенцем, Теневой Ветер с ноткой обиды произнёс:
— Думаешь, я всем стремлюсь рассказать о своём жизненном Пути?
— Ага. Ещё я думаю, что ты стыдишься своего предательства, но не хочешь признаваться.
— Для своих младых лет, ты слишком проницательный.
— Ты полагаешь, что если объяснишь, как всё произошло, то тебя перестанут считать падшим. А я, как высокоморальный уполномоченный помощник и второй старший воинства Дивии, помогу тебе подняться из грязи, отстояв твою Правду в Прямом Пути.
— Такие случаи бывали.
— Да, я читал о них в какой-то скрижали. Но поднявшиеся из грязи не имели права жить где-либо, кроме ветроломов.
— Меня этим не расстроить.
Борясь с сонливостью, я пошевелил пальцами, показывая, что готов слушать.
Теневой Ветер сел поудобнее, отпил из фляги ароматной воды и начал:
— Первую четверть своего первого поколения я прожил на Ветроломе Вознёсшихся…
— У меня жена оттуда, — пробормотал я сквозь сон. — Стервочка грязерожденная…
Теневой Ветер рассказал что-то там про отца-водоноса и мать, сошедшую с ума. Но мне стало не до рассказа: воспоминания о моём недавнем прошлом нахлынули с невероятной яркостью и живостью — восстановление толщины линий вернуло всю память.
Всю до конца…
12. Неисчислимые потери и грядущее освобождение
Наглая контратака на Речной Город — последний заметный успех сиабхи. Далее они терпели поражение за поражением, изредка перемежая их небольшими «победами».
Из допросов пленных я узнал, что Матушкины собеседницы подавали народу сиабхи каждый подбитый Молниеносный Сокол, как великое превозмогание над высшими тенями. Демонстрируя обломки Сокола, жрицы уверяли воинов, что силы высших людей тают, как комок глины, брошенный в бушующее море. Ещё немного, и высшие начнут снова просить мира, как в прошлую войну.
Редкий небесный воин, погибший от рук низких, интерпретировался жрицами, как «неисчислимые потери среди высших теней». Наши тактические отходы подавались, как «бегство высших в беспорядке и в разных направлениях». А наше упорное нежелание разрушить Портовый Город воспринималось, как признак нашей боязни Морской Матушки.
Поведение сиабхийской знати и Матушкиных собеседниц вовсе не было приёмом военной пропаганды. Такая пропаганда появится только в будущих веках, и будет нужна правящим классам для успокоения народных масс, чтобы выкачивать из них ресурсы для продолжения войны. Но в этом древнем мире никто с народными массами не считался. Всё было проще: царь, мудрецы, жрицы, военные начальники и богатые сиабхи сами поверили в возможность победы над нами.
Да, в каждом столкновении мы выкашивали низких сотнями. Рвали их мочи-ками, кололи копьями, сжигали, огнём и небесными искрами. Наши призрачные буйволы всех размеров и степеней призрачности топтали людей без счёта. Взрывающиеся орлы наносили страшные раны, от которых низкие гибли, не имея такой развитой медицины, как мы. А уж сколько низких воинов нашли смерть от «Порывов Ветра», смешивающих их перемолотые кости с взрыхлённой землёй — трудно подсчитать даже нашим Внутренним Голосам и Взорам.
Но и сиабхи убивали столько небесных воинов, сколько не умирало в больших родовых войнах. Дорвавшись до тела поверженного небесного воина, низкие разрывали его на кусочки. Даже в покрывало смерти нечего сложить — выпавшие грани умершего усваивали грязные колдуны и гракки.
В довоенное время в Дивии ставили памятник каждому небесному воину, погибшему во время поисков правды, или стражнику, свернувшему шею в погоне за опасными преступниками. Теперь я сомневался, что такое количество памятников уместно воздвигать на летающей тверди. Иначе получится настоящая терракотовая армия, какой в ближайшие тысячелетия обзаведётся один китайский император.
От битвы к битве сиабхи доказывали, что они умнее других низких. Например, они разобрались в иероглифах, нарисованных на бортах Молниеносных Соколов. И в одном из сражений атаковали исключительно экипажи с иероглифом «ОДИН», то есть — старших отрядов.
В тот раз я едва выжил, дотащив пронзённый кольями и обгорелый Молниеносный Сокол до безопасного места. Пендека, как всегда, убило отравленными стрелами. Облевав всё вокруг, бездыханный парень вывалился из акраба и повис на верёвках. Несколько стрел добрались и до моей кожи, но интуитивная работа Внутреннего Взора и Голоса снова спасла, своевременно впрыснув «Обновление Крови».