— Что поделать — сухо произнёс Дон Кихот — В Зоне мало романтиков-идеалистов. Большинство тех кто сюда приходит — это искатели быстрой наживы, циничные корыстолюбивые прагматики, которым пристрелить ближнего за лишнюю сотню что стакан воды выпить.
"Именно поэтому большинство обитателей Зоны считают меня сумасшедшим" — мысленно добавил Дон Кихот — "Ведь мне наплевать на километровые поля хабара за Выжигателем, да и сам Монолит меня влечёт отнюдь не как способ выполнить какое-то желание. Я и пришёл ведь в Зону не для обогащения на артефактах, непонятное любопытство в голову ударило, дурная романтика".
— Деньги — задумчиво произнёс Гарев — Ведь создавались в своё время для сугубо утилитарной функции — численного эквивалента при товарном обмене. Но чем глубже изучаешь историю, тем сильнее создаётся впечатление, что именно ради денег совершались великие географические открытия, происходили перевороты в технологическом укладе, затевались войны и революции.
— Думаю, это нормально — сказал Сотнич — Деньги тут выступают как стимул к действию, как измеритель затраченных усилий, как ресурс для преобразования окружающего мира, наконец. Как знать, может без стимула к стяжательству наша цивилизация до сих пор прозябала бы на уровне неолита?
— Некоторые мыслители сомневаются в целесообразности таких темпов развития такой ценой — заметил Никольский.
— Статус человека в обществе определяется не его личными качествами и заслугами, а лишь количеством условных единиц измерения материальных благ — грустно улыбнулся Гарев — Как в песне одной уфимской рок-группы: "у кого больше прав мерят здесь кошельком". Эх, возможно ли существование общества, где человека будут ценить, скажем, за высокие экспертные знания, например в области высоких технологий?
— Кстати, вполне возможно — серьезно сказал Никольский — Глеб, я думаю ты слышал теории "постиндустриального общества" и "экономики знаний".
— Утопия — отмахнулся Сотнич — Даже если и получится так, что высшей ценностью станут специальные знания, это приведёт лишь к появлению новой касты жрецов по типу древнего Египта, которые будут тщательно оберегать свои знания от посторонних и конвертировать их во всё те же материальные ценности.
— А я вот подумал — сказал Вершинин — Мы тут все куда-то рвёмся, обуреваемые разными страстями, суетимся, спешим, причиняем друг другу зло из-за алчности или всяких подчас бредовых идеек. А с точки зрения Вселенной, вечности — что это? Даже не мышиная возня, скорее суета амёб под микроскопом. Одно мгновение для Вселенной, которое для нас исчисляется миллионами лет — и от всей этой мышиной возни возможно не останется и следа. К чему все эти потуги, вся эта эволюция, борьба за существование, если всё в этом мире подвластно неумолимому закону энтропии, согласно которому всё когда-нибудь разрушится? Если в итоге саму вселенную ждёт тепловая смерть?
— Ну не надо быть таким пессимистом, Сергей — возразил Никольский — Что-то же в своё время породило жизнь, которая существует и развивается вопреки смерти. Как свет существует вопреки тьме, как энергия, что наполняет окружающий мир. А что до бестолковой суеты живой материи — как знать, может вселенная породила её, да и в итоге разумную жизнь как раз для того, чтобы найти способ избежать гибели от энтропии?
— Схоластика — проворчал Сотнич — Красивые теоретизирования, ничего не дающие в нашей жизни. Ну скажи, Сергей, ну всё тленно в этом мире, всё рано или поздно накроется медным тазом, и что ты будешь делать? Пойдёшь повесишься?
— Не надо утрировать — скривился журналист — Просто это было к тому, что может не стоит воспринимать жизнь слишком серьезно?
— Для чего-то же нам жизнь дана — сказал Дон Кихот — Не получится ли, что за неправильно прожитую жизнь там с нас спросят? Может быть то как мы тратим срок нашей жизни на земле — это всё равно что кататься по личным целям на служебной машине? Только вот хозяин ведь рано или поздно спросит, с какой целью ездил, на что тратил бензин.
— Ну Дон Кихот, ты никак, верующий? — рассмеялся Никольский — Извини, то что ты сказал уже из сферы религиозных вопросов.
— Проклятый извечный вопрос о смысле жизни — улыбнулся Гарев.
— А может наш мир просто вроде парка развлечений или виртуальной игры, где души могут попробовать телесных наслаждений, получить удовольствие от эмоций, обуревающих наши оболочки в суете этого аттракциона — предположил Вершинин — Есть и такая гипотеза. Хотя через неё получается, что добро и зло между людьми — надуманные условности.