Иногда мы влезали на самые высокие деревья, усаживались тихонько, слушая звезды, общаясь с ночью. Эллорн, бывало, напевал негромко, как-то вдруг однажды поняла, что песни эти родились только что, буквально мгновением раньше. Во мне тоже нет-нет, да плескались поэтические волны, но крайне редко и весьма мелкие. В основном ночь просто зазывала меня куда-то настолько далеко, что, вернувшись, не всегда помнила, где меня носило. Эллорн, многократно до того пытавшийся добиться вразумительного рассказа по поводу посещающих мечтаний, наконец, отступился. Либо понял невозможность описания неописуемого, либо просто махнул рукой, примирившись с моей ограниченностью.
Там, в Долине действительно Поющих Рек, мы стали немного другими. Возможно, потому, что и загнанная в глубину, мысль о неизбежности Предназначения ни на минуту не оставляла ни эльфа, ни меня, придавая особую остроту любым переживаниям.
Эллорн, неистощимый на выдумки, превращал каждый миг в сказку, заполняя собой все пространство вокруг, оставляя для меня в неравном дуэте скромную роль обожаемой и весьма хрупкой вещицы. Наверное, если бы я сама не желала того, можно было бы что-то и изменить, но, к моему собственному ужасу, именно меня подобное положение дел устраивало полностью. Некоторым оправданием может служить трезвое понимание кратковременности столь беззаботной жизни.
Он ничего не требовал от меня, кроме одного: возможности для себя быть щедрым, и я с радостью принимала его щедрость, да и что иное оставалось? Так получилось, что чем дальше, тем меньше я противилась ему и судьбе, решив положиться на мудрость обоих.
Эльф с первых минут все бытовые вопросы решал без моего участия, и я бессовестно этим пользовалась. Он умел удивительно быстро устраиваться, к чему мешаться излишней суетой? Угрызения совести и вообще-то редко посещали меня в жизни, а поскольку Эллорн не возражал по поводу явно несправедливого распределения походных обязанностей, совесть моя спала безмятежным сном. Зная резковатый характер принца, гадала, сколько он выдержит. Он продержался почти до конца, то есть месяц.
— Ты ведешь себя как воплощение человечности. — Заявил как-то. Я усмехнулась, понимая несерьезность реплики. Эльф и раньше частенько посмеивался, поддевая меня по поводу моей беспомощности, я же не относилась к его насмешкам всерьез, поскольку именно им самим подобная беспомощность постоянно поощрялась.
— Я знаю, что я идеальна.
— О да.
— Каждому - своё, Эллорн. Я действительно человек, и абсолютно все делаю хуже, чем эйльфлёр. Тебе нетрудно заботиться о двоих, мне приятна твоя, безусловно, бескорыстная забота. Зачем нам что-то менять?
Вопреки ожиданиям, эльф не подхватил вызова, промолчал, обрывая шутливую полемику. С час назад мы вышли к вершине безлесного холма, теперь сидели над крутым каменистым склоном, привалившись спиной друг к другу, впитывая жизненную наполненность окружающего мира: тепло каменных плит, золото полуденных лучей, говорок ветра в шелесте высоких трав. Долина лежала внизу, зеленый ковер до горизонта, затканный голубым серебром. Вид сверху стоил молчания, но Эллорн сам предложил игру, меня встревожила его столь внезапная задумчивость.
Не желая бесцеремонно вмешиваться в размышления, в которые не приглашали, осторожно тронула ментал, готовая тут же уйти из невидимого поля, если почувствую недовольство: «Если все дело только в очередности приготовления ужина, тема не стоит долгих обсуждений». Он думал о другом, и я замолчала, растревоженная не в шутку серьезной сосредоточенностью его раздумий.
«Глядя на красоту, любую красоту, испытываю невольный протест, поскольку помню: всё пройдет. Так не должно быть, но так есть. Посмотри, как красива Долина отсюда, сверху! Не правда ли? Зачем же нам покидать ее, Элирен?! И все же мы покидаем… Почему я могу очень многое, но не могу такой малости: не заканчивать того, что должно длиться… ну, если не вечно, то достаточно долго?»
«Вокруг нас все так не просто, мой принц. Да, когда-нибудь закончится лето. Когда-нибудь окончится наше путешествие. Когда-нибудь кончится все в этом мире. Возможно мне, в силу своей изначальной обреченности, легче примириться с невозможностью вечного продления чего бы то ни было, только ведь и ты не вчера вошел в эту Грань. Пора бы и привыкнуть».
«Я считал, что привык. Оказалось, всего лишь временно смирился. Все во мне протестует против нелогичности закона окончательности. Зачем нужно разрушение? Почему необходимо прощаться? К чему жизнь короче сна?!»
«У меня нет ответа ни на один вопрос. Не я создала мир, я всего лишь живу в нем, в мире, в котором Бессмертие было не запланировано изначально. Про скоротечность же смертной жизни думаю так - если тебе вдруг действительно интересно, что я думаю - сетовать на недоступность звезд можно, но глупо. Радуйся, что видишь их ночами. Любуйся ими, сверкающими не только для тебя. Будь счастлив, что видел их хоть однажды, потому что теперь знаешь, что они есть, даже в самые ненастные времена».
«Ты поражаешь меня все больше, мотылек. Как только уверяюсь, что знаю наперед каждое твое дыхание, вдруг оказывается, что передо мной совсем незнакомый человек. И мне приходиться снова узнавать тебя».
«Значит, еще некоторое время нам не грозит надоесть друг другу, хотя… не так уж и много у меня времени, как желалось бы. Знаешь, Эллорн, вначале мне казалось несправедливым, что именно ты станешь проводником на этой дороге. А теперь понимаю — все правильно, просто здорово, что это ты».
— Мы действительно засиделись здесь. — Невозмутимо согласился эльф, помогая мне подняться, осторожно поддерживая, пока я восстанавливала сорвавшееся дыхание от неловкого жеста: сломанные ребра все еще напоминали о себе, стоило только забыть о них, как тут же наступала расплата. — Там, внизу, есть еще много интересного. Хочешь задержаться в Долине?
— Нет. — Отворачиваясь, не солгала я. — Думаю, я взяла от лета все, что мне предназначалось. Куда теперь?
— Вон то бурое пятно на дальнем холме: видишь? — это Красные Скалы. Занятное место. Пойдем?
Получается, мы вновь возвращаемся к Брадду, только выходим уже с другой оконечности гряды. Красные Скалы - там эйльфлёр появились в этом мире?
Эллорн за подбородок приподнял мне лицо.
Никто не выдавал запретной тайны. Просто Фрейнир как-то спел занимательную песенку про бесстрашных, безрассудных путешественников, рискнувших уплыть далеко-далеко и вынесенных бурей на незнакомый остров. У острова непроизносимое название на эльфийском, в переводе означающее Красные Камни.
Никто никому ни в чем не лгал, Эллорн, надо ли сейчас нарушать традицию? Ты не будешь убеждать меня, что ни на что не рассчитываешь. Я не стану врать, что мечтаю стать героем. Пойдем. С тобой мне не так страшно.
К Скалам мы вышли лишь через неделю. Путь преградила сменившая недавно русло река, пришлось искать брод, выжидать глухой ночи, чтобы пройти, так как оба берега у брода оказались запружены какими-то переселенцами. Возможно, я еще и не привлекла бы к себе слишком пристального внимания, но присутствие эйльфлёр точно сотворило бы переполох. Чем бы ни оправдывались решительные меры эльфов по охране собственных границ, но результат наличествовал впечатляющий: эльфов боялись сильно, вне зависимости, имелся к тому повод или нет.
Людей было так много, что даже Эллорна заинтересовала столь массовая миграция. Переглядываясь, чувствуя себя слегка неоднозначно, мы подкрались следующей ночью к одной из стоянок переселенцев, и долго прислушивались к разговорам у костров. Конечно, если бы при людях находился Охотник, ни к чему были бы все игры в прятки, но, в дополнение к остальным странностям, Охотника не было.
Услышали достаточно, что бы додумать остальное: люди переселялись со скудных земель по северо-западу, из-за Трабба, в предгорья Брадда. Весть о разгоне банды и временно пустующих обширных землях распространилась довольно быстро, теперь на эти земли стремились те, кому не хватало места на родине. Посмеиваясь, я зачем-то рассказала про недавние свои приключения по другую сторону гряды. Эллорн вежливо поулыбался, но опасный огонек, запоблескивавший в обычно мягкой глубине глаз, заставил меня усомниться: а надо ли ему было знать? В конце концов, ведь обошлось же.