! Хочу предложить свою помощь — в прошлом я помогал лекарю и кое-что знаю о ранах. Позвольте, я перевяжу вашу ногу. Он вытащил из-за пояса баночки с мазями и бинты. — Я не прочь принять вашу помощь, но давайте уйдем отсюда. Эй, хозяин уступи на время нам свою кладовку, чтобы этот человек перевязал мою рану. Мы прошли туда, и я оголил ногу. Менестрель разложил свои принадлежности и стал прижимать к ране салфетку — она мгновенно пропиталась кровью, и он положил ее в пустую склянку и отставил в сторону. — Это еще зачем? — Кровь хорошего воина? Спрашиваете! Я отнесу ее в храм на жертвенный алтарь, вы непротив поделиться ею для благого дела? — Но только для благого. Он остановил кровотечение и приложил к ране салфетку с волшебной, как он сказал, мазью, уверяя, что под ее воздействием в два счета исцелюсь, и ловко перебинтовал ногу, напомнив мне, чтобы сменил повязку на следующий день. Как ни странно, но после всего я почувствовал себя отлично, как будто этот человек не только наружную рану излечил, но еще и влил в меня свежие силы. Мы вернулись в зал для посетителей. — Вы не сказали мне свое имя, добрый человек. Сколько я должен за вашу услугу? — Меня зовут Мараон-ты. Вы ничего мне не должны, ведь медицина не мое основное занятие. Я — певец, поэт, менестрель, распевающий свои произведения. Это мой кусок хлеба, хотя справедливости ради надо сказать — не всегда сытный. — Где же ваши товарищи? Надеюсь, они не из-за меня задержались в пути? — Не беспокойтесь, хэлл Жарра, в положенное время они доберутся до Номпагеда, просто я выехал раньше — достали они меня своими спорами! Мараон-ты поужинал вместе со мной и Родрико, а потом удалился в свою комнату, сказав, что будет спать долго, и советует нам не ждать его с утра, а спешить в Номпагед, чтобы успеть на турнир. Глава 13 Нездоровое увлечение Далее рассказ принимает странный оборот: все мои воспоминания о знаменательном турнире начинаются… с конца — так я восстанавливал в своей памяти цепочку событий. И конец этот начинается с очень болезненного ожога левой руки — всему виной сырая погода, когда вольно — невольно пристраиваешься поближе к огню. Так поступают все, так поступил и я, заняв столик у самого очага в трактире, пододвинул скамейку очень близко к пламени и занялся трапезой — крепкое вино ударило в голову — и сразу кровь веселее побежала по жилам. И огонь в очаге, и прелестница-хозяйка, подмигивающая мне задорными глазками — все было весьма кстати. Напротив меня расположился ученый человек — лекарь, который держал путь в Ларотум и, в общем, нам было по пути — он собирался выехать по той же дороге, что и я. Вообще, много путешествуя, я заметил, что самые лучшие собеседники это — толстые доктора, провинциальные дворяне — выпивохи, купцы и прочие торговые люди — одним словом, люди, не угнетающие вас разной глупостью и с которыми легко встретишься — легко расстанешься. К тому же, беседа с ними всегда познавательна. Мне не нравятся ханжи с назидательным тоном, зануды, которые могут завести длинные никому ненужные разговоры с пустыми измышлениями, есть еще один ужасный тип собеседников — язвительные завистливые кобры или самоуверенные многозначительные снобы… К счастью, сегодня мой сотрапезник оказался типичным лекарем: немного пошлым, немного циничным, немного прожженным и мудрым словно старый филин. Подвыпившая компания по соседству громко обсуждала разнообразные подробности жизни в столице Анатолии: накануне было совершено ограбление ювелира набларийца Апано. — И кто ж его ограбил, по-твоему, это был Кривоногий? — Да не-е…У него другой манер — он разносит лавки и подчистую, а тут — аккуратненько зашли и взяли все, что нужно. — И многое оказалось нужным? — Да почти все! Самое лучшее, что может быть у ювелира — большие камни, баснословных денег драгоценности. — И никого не убили при этом? — Ни одной живой души. Ювелир спал как младенец. А его слуга утверждает, как видел его в доме, будто тот расхаживал по коридору. — Все ясно — слуга в сговоре. — Почему вы так думаете, друг мой? — Не мог же он видеть спящего. — Но может, кто-то прикинулся ювелиром, чтобы его не остановили у той лавки. — Не знаю, не знаю, как слуга может не узнать своего хозяина? Когда обнаружили пропажу? — На утро лишь. — Теперь их, наверное, ищут. — А что искать то. Ищи — ветра в поле… Меня позабавил этот рассказ. Ничего необычного — богатые люди всегда являлись хорошей приманкой для разных охотничков поживиться, и ограбления вовсе не редкость в наши дни. Я продолжил свою беседу с лекарем. Судя по всему, я собирался вернуться в Файлено, где недавно прервал свое ученичество, бросившись в погоню за победой и знатными трофеями на турнир в Номпагед — это я точно понимал в тот момент, сидя у камина, — дальше в моей памяти был странный провал. Но я был расслаблен и доволен собой, не хотелось спешить, в сущности, ничего не хотелось — было приятно и хорошо. Но все веселье и тепло ужина было прервано весьма досадным способом: сочная, как вишенка, хозяйка оказалась слишком неуклюжа. Подавая нам на стол, она зацепилась ногой за скамейку и навалилась на меня своим теплым и, надо сказать, соблазнительным телом, отчего я, потеряв равновесие, и ища опоры, одной рукой угодил в камин. Резко вскрикнув от боли, я закричал еще сильнее — в моей голове, словно туман рассеялся; очень болела рука, рукав камзола дымился, хозяйка сбивала с него огонь полотенцем и громко причитала, я же — стоял, как громом пораженный. В голове творилось что-то невообразимое. Воспоминания будто яркие вспышки проносились перед моими глазами: стыд и растерянность впились в меня своими когтями. Боги, что я натворил! И где были вы, если не остановили меня? Вот, что я вспомнил. Прекрасный солнечный день. Огромная толпа людей. Большие помосты, с которых зрители, в их числе король Яперт с супругой и молодой принцессой, лицо которой скрыто, по обычаю анатолийцев, плотной вуалью, наблюдают за турниром. Вижу себя на большом поле, напротив всадник. Кони наши несутся навстречу друг другу. Моя рука сжимает длинное копье, и я должен в идеале сбить противника с лошади, или хотя бы ударить его. И вдруг, притихшее утоптанное ристалище, попутный ветер, по которому словно по желобу скользит древко копья, моя рука, отправившая его — все сливается, переходит в одну цель, в одно летящее мгновение. Я уклоняюсь от вражеского копья. Мой противник и я — мы оба удерживаемся в седле, и, повернув коней, снова сходимся все с той же решимостью. Сквозь решетку забрала не различить глаз врага. Мне кажется — они черные как угли. Он молод и силен, и у него есть опыт в таких схватках, которого так не хватает мне сейчас. Но когда не достает опыта — призываешь на помощь ум, отвагу, везение. Мне удается сбить его во втором заходе. Он стоит на земле, отряхивая пыль с наколенников. Лошадь его нервно ржет и делает круг. Я почти дошел до финала. Как и Родрико. Когда мы встлали друг напротив друг, сумасшедшая мысль мелькнула у меня. Я подумал, что Родрико должен выиграть этот туринир. Ему так долго невезло, что он заслужил благосклонность Даарте. Наверное, эта мысль сбила меня с толку, а меня сбил мой противник — Родрико. По иронии судьбы, именно мой друг лишил меня одного приза на турнире. Он одержал победу надо мной — удар его был настолько мощным, что разнес мое копье в щепы. Я долго смеялся потом над его виноватым видом, когда мы отмечали эту победу в шатре сеньора Абжера, куда нас любезно пригласили, проявляя гостеприимство по отношению к чужеземцам. — Единственное, о чем мне приходится сожалеть, так это о том, что я вернусь в Файлено пешком, — смеяясь сказал я и похлопал 'убитого' своей победой Родрико по плечу. — Хотя у меня остается еще шанс выиграть этого хваленого анатолийского коня. — Вот уж нет! — возмутился Родрико, — я ни за что не приму от вас вашу лошадь. К тому же, я сам льщу себя надеждой выиграть главный приз, — проговорился он. Мы пьем вино в компании дружелюбных анатолийцев. Сегодня мы пируем, а завтра — будем биться друг с другом. Турнир это подобие жизни. Главное это кодекс поведения, достойного дворянина. Можно и допустимо вежливо убить своего знакомого. Вежливо и галантно. Почему бы нет! Это воспоминание сменяет другое. Герольды объявляют победителя турнира. Им стал Родрико! Он луше всех проявил себя в Большой схватке. Мы примкнули к лагерю Черных, и побили Синих рыцарей. Он подходит к королеве турнира и преклоняет колено, красавица возлагает ему на голову прелестный венок из полевых душистых цветов и дозволяет поцеловать подол платья. Она же вручает ему роскошно сделанный меч и пару кинжалов. Юноша-паж ведет чистокровного анатолийского гнедого скакуна. Стройные ноги коня полны силы, пышная грива убрана волосок к волоску, на нем дорогое седло и укрыт он золотым чепраком. Родрико переполнен гордостью и тщеславием: не везет в любви — везет в бою. Похоже, скоро это станет его девизом! Но теперь я хорошо помню, что во втором состязании, в пешем поединке, я тоже был победителем — и мне достался золотой браслет, со вставкой из редких камней и тяжелый серебряный кубок. Я встретился в финальном поединке с рыцарем из лагеря Синих, сеньором Мангендом. Он обладал безупречной техникой боя — пришлось, как следует, попотеть. Но удача была на моей стороне. После турнира и роскошного бала во дворце, мы распрощались с Родрико: он уплывал на попу