Настало утро. Отряхнувшись от росы, я перешел к делам земным, начав с дел скорбных: надо было похоронить старика — не тащить же его в Сафиру. Сняв перстень, обещанный мне, и разыскав среди жалких остатков вещей старика нужные бумаги, я предал его тело земле.
Совершив печальный обряд, я отправился в путь.
Явившись в город, я первым делом занялся выполнением поручения моего повелителя герцога Брэда. Каким-то образом, уладив все дела в быстрые сроки, видать, эта Сафира — действительно деловой город, я совершил небольшую прогулку. Осмотрев все достопримечательные места, сделав нужные приобретения и посетив некоторые развлекательные места, коих я оказался лишен в замке Брэда — все же, в ту пору я был молодым, полном жизненной энергии и разных естественных желаний, человеком, я, наконец, вспомнил и о встрече в лесу. Мне стало не по себе.
С одной стороны, я дал слово старцу, и я уже посвящен в эту историю, а нет ничего хуже тайны, которую ты носишь в себе. Она просто опасна для тебя, пока ты ее знаешь один. Разыскав Атикейро, я освобожусь от этой ненужной ноши, но с другой стороны поведав ему ее, я сразу делаюсь врагом для других не менее важных людей. Влиятельный клан Фендуко не простит мне вмешательство в это дело.
На всякий случай я зашел в одну харчевню отобедать. Может, процесс поглощения хорошей пищи способствовал созреванию моего решения, но я сделал свой выбор, сказав себе: "была — не была" и, расплатившись за обед, направился к дому Атикейро.
Надо полагать, что последней каплей, перевесившей чашу весов в моих колебаниях, являлась мысль, что герцог Брэд, был всегда положителен в своих отзывах об Атикейро, и более того, поняв: каким мерзавцем оказался Фендуко, я решил, что моему господину будет опасно такое соседство. Ведь, расправившись со своими соперниками в городе, он может заняться близлежащими владениями.
Я встретился с могучим, как столетний дуб, патриархом Нобилусом Атикейро. Такие люди могут согнуть своим взглядом кого угодно. С минуту он изучал меня, но к удивлению своему, выяснив, что на меня его мощь не действует, раздраженно сказал:
— Что вам угодно?
Представившись бедным странствующим рыцарем, я ответил:
— Меня привело в ваш дом, граф, одно очень важное для вас дело. Оно касается вашей, опороченной подлыми измышлениями, чести.
В глазах графа появился стальной блеск, и он кивнул, чтобы я продолжал.
— Я хочу сообщить вам сведения, важные сведения. Для вас они прямо-таки бесценны. А мне нужно всего лишь ваше покровительство. Вот о чем я осмелюсь просить вас.
Лицо графа налилось кровью, но он сдержался и сказал:
— Ближе к делу!
И я поведал ему о своей встрече с Братом Синего Клена, а также обо всех умозаключениях, сделанных Пентамоном. А в доказательство протянул, переданные мне, бумаги.
Атикейро молчал. Это было тяжелое молчание человека, добившегося правды, но отнюдь не радовавшегося ей. Такая правда, словно оскорбляла гордого человека, привыкшего защищать свою честь с оружием в руках.
Я тихонько покашлял и вывел его из глубокого раздумья.
— Если мой рассказ пригодился, вы позволите мне откланяться?
Не обратив никакого внимания на мои слова, он встал и позвал своего человека. Отдав ему какие-то распоряжения, он отправился в свои покои. Мне было велено ждать. Я остался, как полный болван, не зная: на что мне рассчитывать.
Вскоре хозяин вернулся и приказал следовать за ним. Я с ужасом понял, что мы направляемся в здание Совета старейшин. Мы вошли в зал заседаний, где уже собрались некоторые из членов Совета. Они с любопытством поглядывали на меня, демонстративно держась подальше от Атикейро. Вскоре прибыли и остальные. Я почувствовал холодок, услышав фамилию Фендуко, объявленную при его появлении, и даже если бы я захотел избежать этой встречи, Атикейро бы мне не позволил.
Он коротко сообщил Совету, что молодой человек поведает всем о новых обстоятельствах неприятного инцидента, в котором его обвинили, не дав никакой возможности оправдаться.
В зале возникло напряжение. Я огласил свое открытие.
Федуко и Либарус пожирали меня глазами, я чувствовал себя, как на углях, и думал в ту минуту только об одном: чтобы испариться подобно дыму у костра, понимая, что переделка, в которую я попал, создала серьезную угрозу моей жизни.
Совет старейшин встретил мое сообщение недоверчивым молчанием. Пришлось предъявить всем бумаги, доставшиеся от Пентамона.
Это был черновик королевского письма, немного отличавшийся по тексту, но это было неважно. Важно то, что сделан он был рукой маркиза Фендуко — его почерк сразу все узнали, а еще на нем были какие-то пометки и указания для Умальфиха, весьма недвусмысленно указывающие на организацию Фендуко заговора против графа.