дь на дороге. Камни и песок хрустели под ногами, легкий ветерок немного облегчил наши усилия. Но было что-то странное в том, что нам никто не попадался навстречу. Мы пробежали уже достаточно долго. Но до Бенгроуза было еще далеко. Внезапно, в моих газах вспыхнул ослепительный свет — он был таким нестерпимо ярким, что смотреть на мир было невозможно, и я прикрыл глаза. Послышался голос Родрико, который тоже потерял ориентацию и кружил на месте, ослепленный подобно мне. — Что за дрянь? — кричал он. — Жарра, вы хоть что-нибудь видите? — Нет! А с вами — тоже самое? — Да, меня ослепил какой-то свет, и он так ярок, что не позволяет мне открыть глаза. Что будем делать? — Не знаю. Давайте немного обождем, и, если он не исчезнет — нам придется двигаться на ощупь. — Но это невозможно! Так — мы забредем невесть куда. — Но в противном случае мы потеряем время. Может нам повезет, и мы все-таки встретим кого-то. — Как вы думаете — это случайно? — То, что с нами происходит сейчас? Вряд ли! Кто-то хочет нам помешать. — Но это подло! — Согласен. Только наши возмущения нам не помогут. Вам не стало лучше? — Нет! — Тогда идем. И мы побрели как два слепца. Меня вело вперед мое чутье. Когда-то в детстве я, помнится, развлекался тем, что копировал движения слепого старика, жившего по соседству. Меня это забавляло и, кажется, хорошо выходило двигаться с закрытыми глазами; отец удивлялся, глядя на меня и, если поначалу он сердился из-за этих проделок, то потом, даже стал поощрять упражнения с завязанными глазами, напирая на то, что не хорошо смеяться над слабыми, но побывать в их шкуре полезно: в жизни может пригодиться всякое умение. О, он был очень мудр — мой отец. Итак, я вспомнил о давних тренировках, и осторожно брел, вытянув вперед руку и нащупывая ногами путь. Несколько раз мы падали и вставали, снова продолжая идти. Это было и смешно и горько. Но больше всего меня беспокоил страх, что наше наваждение не закончится никогда. И может, мой страх еще больше подгонял меня. Правда, бежать мы уже не могли. Но нам удалось не сбиться с пути и скоро добрести до маленькой деревушки. Еще на подходе к ней зрение наше восстановилось — это была временная помеха. Крестьяне очень дорого продали нам двух не самых лучших лошадей — на таких пашут и возят, а не скачут. Но пока оставалась слабая надежда, что мы явимся вовремя. И все же, мы опоздали. Но так уж вышло, что еще один участник не смог приехать к назначенному времени, и графиня, воспользовалась правилом аукциона, по которому меньше двух не могли участвовать — и предложила подождать остальных претендентов. Гэлхен очень рассчитывал на то, что ему удастся воспользоваться ситуацией и уговорить графиню на свои условия, но она не пожелала даже начать с ним разговор. Шади Руф была тверда в своих решениях, а ее решением было продать свою землю подороже. Вен Гэлхен был чрезвычайно раздосадован этим. Но ему пришлось подчиниться. Рэно Кверо и мы прибыли почти в одно время, встретившись во дворе графского дома. Этот человек, с ироничным расчетливым лицом и длинным носом, был набларийцем, по происхождению; будучи женатым на дочери местного дворянина, и достаточно богатым, он ничего не имел против того, чтобы купить в Сенбакидо землю. — Почему вы опоздали? — спросили мы у него. — Моя карета виновата — у нее лопнуло колесо, — хмуро ответил он. — Мне все это ужасно не нравится, — сказал Родрико. Вместе мы вошли в дом, слуга проводил нас в старую залу, где важно восседали графиня, толстый аукционщик, представитель герцога, стряпчий и 'бесподобный' Вен Гэлхен. Он окинул нас тяжелым взглядом. Мы извинились и спросили позволения участвовать в аукционе, если графиня его не собирается отменить. — Нет, отчего же, — гордо сказала графиня. — Мы — Бленше всегда держим слово. И, как женщина, могу сказать, что в отличие от мужчин, я привыкла ценить время. Все, втихаря ухмыльнулись. Родрико, Вен Гэлхен и Рэно Кверо приготовились к сражению — более желающих не нашлось. — Итак, уважаемая графиня, уважаемый кэлл Бонерго, уважаемый нотариус, уважаемые участники, — начал говорить дородный и важный мэтр Лосинер, с очень высоким голосом, который как-то плохо сочетался со всем его видом, и зачитал правила аукциона. — Если названные правила удовлетворяют присутствующих — прошу подтвердить свое согласие. Мы все ответили согласием. — Приступаю к торгам. Начальная цена: двадцать пять тысяч баалей. Кто может назвать другую цену? — Двадцать шесть! — прокричал Родрико. Все шло обычным ходом: аукционщик называл суммы, участники перебивали цену друг у друга. Меня с самого начала озадачил самоуверенный взгляд Вена Гэлхена — он время от времени поглядывал на меня с усмешкой — чего я ему дался — не понимаю — тем более, что соперничал он с Родрико И хотя, я просил Родрико не лезть вперед и проявить хладнокровие, он слишком горячился, слишком явно показывал свой интерес. Азарт Рэно Кверо угас на сумме пятьдесят пять тысяч баалей. Глаза Гэлхена, сощурившись, внимательно следили за глазами взволнованного Родрико. Он же был спокоен и насмешлив. Родрико поднял ставку до шестидесяти тысяч. — Шестьдесят тысяч раз, шестьдесят тысяч два, шестьдесят тысяч… — тут я уж думал, что Гэлхен сдался. Но заветное 'три' не прозвучало. Раздался резкий голос Гэлхена: — Шестьдесят одна тысяча! Мое сердце упало. На лицо Родрико нельзя было смотреть — он был потрясен не меньше моего. Так разбилась наша надежда сделать из Родрико землевладельца. Все поздравляли Гэлхена. Стряпчий договаривался с ним о передаче денег и прочих формальностях. Мы отошли в сторонку и молча разглядывали поеденный молью ковер. — Вижу, вы тоже возмущены тем, как все делалось? — спросил ироничный голос. К нам подошел Рэно Кверо. — Простите, мы не поняли, что вы имеете в виду. — А то, что сэлл Гэлхен очень хорошо подготовился к этой игре. Я говорю даже не о поломанной карете и не о вашем опоздании. Нет, он с самого начала знал: на что он может рассчитывать — и ехал сюда уверенный в своей победе. — Объясните. — Ну не будьте так наивны — у этого жука свои люди по всей Ритоле, наверняка он знал точную сумму, которой вы располагаете. — Это невозможно! — Отчего? Вы ведь где-то храните свои деньги. — В банке. Но… они гарантируют тайну вклада. — Глупости. На чьи деньги, как вы думаете, существуют эти банки? Мы переглянулись с Родрико. — Я считаю, что Гэлхен точно знал свой предел, до которого он будет торговаться и только потому он находится здесь сейчас. А вот мы с вами оказались не готовы. Мы покинули Бенгроуз в ужасном настроении. Поместье должно было достаться Родрико. Я видел, как он переживает из-за нашей неудачи, и не знал, чем ему помочь. Приехав в Ритолу, я предложил пойти в кабачок 'Омары и креветки' и напиться с горя. Но при всем моем видимом равнодушии к происшедшему и браваде, я никак не мог откинуть мысль о том, что я проиграл. Это дело уже перестало быть делом Родрико: я так проникся им, что стал считать своим — мне нужна была победа — …неужели любой ценой? Чем сильнее я хотел отказаться от всего, тем сильнее терзало меня чувство поражения. До этого дня мне всегда все удавалось, у меня получалось осуществлять свои замыслы!!! И я должен, должен выиграть! Это бесило меня, даже больше, чем Родрико — он был подавлен и решил оступиться от затеи с поместьем и искать другие пути для того, чтобы завоевать свою милую. Мы очень по-разному переживали одно и то же — он терзался из-за того, что упустил предмет своих мечтаний, а я из-за собственного просчета. Мне казалось — все будет просто. Теперь мне хотелось все отыграть, но как? — я не видел иного пути, кроме того, чтобы играть нечестно — словно демон какой- то подкидывал мне мысли о ветельерах. Но это было слишком низко — я так не хотел: это была бы очень дешевая победа. Пока мозг мой лихорадочно работал, Родрико выдвигал проекты один фантастичнее другого, и половину его слов я пропустил мимо ушей, отвечая рассеянно и невпопад. Мне было известно, что Гэлхен содержит игорные заведения, и я подумал, что есть смысл наведаться в одно из них. Мне без труда удалось разыскать этот дом, где паразитировал наш соперник. Интересно, как получится у нас теперь сыграть, потому что я твердо решил победить этого жирного паука. Итак, я в игорном доме — это был очень богатый игорный дом — туда приходили знатные и именитые люди, люди с большими связями. Там все было роскошно: дорогая мебель, картины, много позолоты в убранстве и роскошные синегорские ковры. Аромат благовоний, приглушенные разговоры, слуги с подносами, на которых мерцают мидделийские стеклянные бокалы с золотистым вином. Люди здесь все одеты роскошно и между игрой поддерживают легкую непринужденную беседу. Мне удалось отыскать Вена Гэлхена. Он цепким и жадным взглядом изучал все пространство помещения. Я подошел к нему и поздоровался. — А-а, хэлл Жарра, если не ошибаюсь, как же помню, помню. Решили посетить мое заведение, здесь проводят время лучшие люди Ритолы. — Сэлл Гэлхен, я предлагаю вам сыграть со мной в кости, так сказать, отметить ваш успех на аукционе. — Ставки здесь крупные, вы знаете это? — он цепко смотрел на меня, пытаясь прикинуть в уме: во сколько меня оценивать — для него я был — темная лошадка. — Тысяча баалей, для вас, не слишком маленькая сумма? — предложил я. — Совсем нет! — он остался доволен, хоть и не показывал виду. — Пройдемте вон к тому с