На краткий миг встретившись с девушкой взглядом, Фриц стыдливо отвернулся. Как и с горящим манзилзоаром, как со всей пролитой сегодня кровью невинных, с этой мерзкой сценой он тоже не мог ничего сделать.
Нужно быть разумным, как учил Пауль, иначе не вернешься домой. Фрица ждала Сола. И отец с Агатой. Его долг — выжить ради них. Нельзя влезать в неприятности. Нельзя.
Фриц уткнулся в кружку с вином, которую ему подала ходившая по кругу дамочка с едва не вываливающейся из платья грудью.
— О, да это же Пауль фон Штормайер! — Дидье, похоже, только сейчас заметил новоприбывших. — И молодцы, помогавшие мне на корабле! Ух, веселая была заварушка. Рад, что вы не померли в первом настоящем бою. Раз дошли до Альмадинта, можете считать себя бывалыми воинами.
Фриц пробормотал приветствия, не глядя на Дидье. Лучше смотреть куда угодно, даже на срамную танцовщицу у костра, чья кофта с короткими рукавами даже не скрывала плоский живот! Женщина выделывала такие кренделя бедрами, что впору провалиться на месте от стыда.
— Нравится? — сальным тоном осведомился Дидье.
— Очень эм… красиво, — жалко пискнул Рудольф.
— Аласакхинские бабы, даром что кутаются в тряпки да рожи прячут, на самом деле горячи, — тоном знатока заявил Дидье. — Что же вы ни одной-то себе не нашли? У меня вона какая дикая кошка. Молоденькая, нечета всяким истрепанным шалавам.
Некоторые дамы шутливо возмутились, другие противно захихикали.
Фриц не желал смотреть. Старался сосредоточиться на круглой заднице танцовщицы. Но голова двигалась помимо воли, и вот он уже осознал, что таращится на Дидье и его «добычу».
Натянув косу еще сильнее, Дидье заставил девушку прогнуться в спине, так что стало заметно какая у нее стройная и ладная фигурка. Фриц до боли в костяшках сжал кружку, повторяя по себя как молитву «Не лезь, не лезь».
Зато Рудольф молчать не собирался. Его не ждала дома невеста, да и отец, скорее всего, тоже совсем не ждал.
— Месье Дидье, — ломким мальчишеским голосом начал Рудольф. — Пусть я вас безмерно уважаю, все же считаю, что вам не стоит так обращаться с дамой. Она хоть и язычница, но также и женщина…
— Ой дурак, — прошептал Пауль.
Из-за разлетевшегося в ночном воздухе ржача эти слова услышал лишь Фриц.
— Вот шутник… уморил… ишь ты, дама! — Дидье утер выступившие на глазах слезы пальцами той руки, вокруг запястья которой была обмотана коса, и у девушки тоже заблестели глаза, но с губ не слетело ни звука.
— Я-я-я не ш-ш-шучу, — от волнения и сдерживаемой ярости Рудольф заикался, что только сильнее рассмешило собравшуюся у костра компанию.
Дидье вперил в него немигающий налитый кровью взгляд и заговорил, чеканя слова:
— Это не дама и даже не человек. Просто языческая падаль.
Неожиданно он отпустил волосы девушки, та тут же рухнула на колени, уткнувшись лицом в землю. Но не стоило радоваться избавлению от мук, у Дидье были другие планы. Схватив девушку за подбородок, он заставил ее поднять голову. Дальнейшее произошло всего за несколько секунд. Дидье прижал руки к ушам пленницы и резко дернул тяжелые серьги.
— Такие украшения будут лучше смотреться на клириканских женщинах.
Он вырвал серьги с мясом, оставив в изящных мочках девушки кровоточащие дыры.
Сердце Фрица, подпрыгнув, бешено забилось где-то в горле. Не мигая, он таращился на девушку: она напрягалась изо всех сил, чтобы подавить крик. Закусила нижнюю губу, на челюсти и лбу стали видны линии вен. В угольно-черных расширенных зрачках — такая обжигающая ненависть, что если бы взглядом можно было убить, Дидье бы давно пал замертво. По шее и плечам девушки растекались рубиновые капли, но она смолчала, не доставив врагам удовольствия услышать ее крик.
Дидье швырнул окровавленные сережки в стайку проституток, словно кость — собакам, которые тут же устроили за нее драку.
— Держите, дарю. Да не поубивайте друг друга.
Тогда Фриц не выдержал. Доводы рассудка и увещевания Пауля — все-все сгорело в один миг в огне, в котором пылал манзилзоар.
Произошедшее с неизвестной Фрицу девушкой вовсе не было самым страшным из событий этого чудовищно длинного дня — просто стало последней каплей.
Поднявшись одним резким движением, Фриц отставил кружку и двинулся к Дидье.
— Месье, мне так понравился ваш трофей. Не уступите ли вашу добычу по-дружески? — Фриц говорил таким же развязным тоном, как и сам хозяин попойки. — Вы ведь сами заявляли, что после нашего эпохального сражения на корабле мы с вами товарищи. Товарищи должны все делить поровну.
— Что еще за выкрутасы! — возмутился Пауль.
Слегка обернувшись назад, Фриц увидел, что тот вскочил. Рудольф же смотрел со смесью брезгливости и осуждения. Фрицу даже стало обидно: оказывается, друг его плохо знает, раз подозревает невесть в чем.
Дидье бросил на Фрица неожиданно острый взгляд, будто догадался, что на самом деле скрывается за внезапным заявлением.
— Во всех Срединных землях известна моя щедрость с друзьями и безжалостность к врагам. — Ложной скромностью Дидье не страдал. — Я хоть сейчас готов отдать тебе сундуки с золотом, шелком и дорогими коврами. Но. Да-да, есть одно «но».
Покачав в воздухе пальцем, он пьяно икнул.
— Женщинами я не делюсь. Найди себе другую, вон тут сколько красавиц!
Дидье обвел рукой толпу призывно заулыбавшихся шлюх.
Подскочивший к Фрицу Пауль пробормотал:
— Мальчишка просто пьян, не обращай внимания.
Он попытался увести подопечного, но Фриц скинул с плеч настойчивые руки и заявил с наглостью, какой надеялся пробить броню Дидье.
— Мне понравилась именно эта дикая кошка. Раз не хочешь отдать ее по-хорошему, заберу силой.
Дидье сегодня пребывал в благодушном настроении, поэтому просто запрокинул голову и залился смехом.
— Отберешь! Как же! Нечего тут строить из себя невесть что. Иди, выпей молочка и ложись спать.
Пауль снова начал тянуть Фрица прочь и зашептал в самое ухо:
— Уходи, пока цел. Не воображай себя героем баллад. Только в сказках миннезингеров побеждает справедливость. В настоящем мире ее нет.
Однако этими словами Пауль подлил масла в огонь.
Почему же нет справедливости? Ведь на проповедях священники твердят, что Бог всегда дарует свою силу тому, кто отстаивает правое дело. Это краеугольный камень веры. Если все лишь красивые слова, то зачем вообще существует мир?
В душе Фрица проснулось старое, возникшее еще в день смерти матери желание убедиться, что справедливость все же существует. Почти безумная жажда вернуть миру гармонию и красоту.
В попытке убедить Пауль использовал запрещенный прием.
— Подумай о невесте! По-твоему она обрадуется, узнав, что ты сложил здесь голову даже не в битве, а ради какой-то языческой девчонки? Ну, позабавится с ней немного Дидье, ничего страшного. Не волнуйся, он женщин не убивает.
Ага, совсем не смертельно. Ничего страшного.
Фриц мог бы ответить, что Сола его поймет, но сам в это не верил. На самом деле ей плевать, как он будет вести себя в Аласакхине, грабить, убивать, насиловать, лишь бы вернулся домой. При деньгах.
Беда в том, что самому Фрицу было не плевать. Таким уж его воспитали. И он скорее звериным чутьем, чем разумом понимал, что если сейчас ничего не сделает, снова отвернется, как от убийства пленников и сожженного манзилзоара, то его сердце просто разорвет на части.
— Я уже все решил, — твердо произнес Фриц, снова отстраняясь от Пауля, и добавил язвительно. — Или Дидье тоже родственник короля?
На это Паулю ответить было нечего.
Латных перчаток при себе не было, поэтому Фриц, подойдя близко к «трону» Дидье, смачно плюнул тому на сапог.
— Вы трус и бесчестная мразь, я докажу вам это в бою.
Теперь уж мало кто бы стал отказываться от поединка, вот и Дидье, толкнув аласакхинку на землю, медленно встал.
Пауль предпринял новую попытку избежать кровопролития, воззвав к другой стороне.