Он чувствовал нечто вроде долга отправиться навстречу каждому из сотен зовущих.
Но не отправился. Страх вернулся к Шапи, но уже не в виде парализующего ужаса – теперь это была паника. Он заработал всеми своими конечностями, стремясь ввысь. Ему страстно захотелось увидеть небо, вдохнуть воздуха, увидеть человека.
Подъём был долгий, но вот, наконец, тьма стала рассеиваться, а где-то наверху замерцали блики. Шапи уже видел – именно видел – косяки рыб вокруг, сверкающих серебристой чешуёй. Один из этих косяков пронёсся мимо, и Шапи застыл, завороженный этим зрелищем: сверкающая и переливающаяся серебристая волна, синхронно меняющая направление… А потом его настиг гул. Гул нарастал, и Шапи испугался, пытаясь найти источник звука. Рыбки, до того не приближающиеся к Шапи, вдруг окружили его, и он перестал что-либо понимать… А потом что-то сильно ударило его, подхватило и понесло. Он оказался прижат к тысячам трепыхающихся рыбёшек, окутан плотным водоворотом пузырей воздуха, его чувства смешались и уже не могли подсказать, что делать и куда двигаться.
Затем последовал грохот, и вдруг Шапи увидел небо. Бескрайнее серое небо с нависающими свинцовыми тучами, под которыми бурунами вздувалось такое же серое море. По волнам шёл корабль, и огромная железная рука на его палубе сжимала сеть, в которой находился Шапи. «Рука» двигалась, приближая сеть к кораблю. Набитую до отказа, похожую на мешок сеть медленно втащили на палубу, а вокруг появились люди в ярко-оранжевых одеждах, белых головных уборах, похожих на шлемы, и синих перчатках.
Сеть открылась, и её содержимое неукротимым потоком стало выливаться на палубу. Вместе с рыбой выпал наружу и Шапи. Заскользив по палубе, он вцепился во что-то своими конечностями – и только теперь их разглядел.
Его «руками» были тёмно-зелёные щупальца, теперь ухватившиеся за борт корабля.
Мужчины в оранжевом приблизились, удивлённо о чём-то переговариваясь. Их язык был непонятен Шапи, но тут один из мужчин посмотрел ему прямо в глаза, и всё переменилось. В мгновение ока Шапи узнал его язык, узнал о самом человеке всё до мельчайших деталей.
– Что это такое? Осьминог? – спросил мужчина.
– Не, на осьминога не похож, – ответил ему другой. – Я такого раньше не видал. Хотя, чёрт его знает…
Этот, второй, был толстым и бородатым – и тоже смотрел ему в глаза. И о нём Шапи узнал всё – всё, что знал о себе человек и даже то, чего не знал.
Более того, Шапи чувствовал, что может не только читать этих людей, но и управлять ими. От них исходила опасность, они были рыбаками и смотрели на Шапи как на улов, а значит, нужно было защищаться и бежать. Теперь, увидев небо и людей, Шапи хотел лишь одного – вернуться в пучины океана.
К Шапи приблизился третий мужчина с багром в руках. Этот не смотрел в глаза, только поднимал свою стальную палку для удара. Шапи понимал, что ему сейчас придёт конец, и схватился за разумы тех двоих, что успели посмотреть ему в глаза. Именно «схватился» – он словно запустил невидимые руки в их головы.
Те отреагировали мгновенно. Один обхватил мужчину с багром поперёк туловища, другой забрал у него багор, развернул его и со всей силы вогнал ему в грудь. Кто-то за пределами видимости закричал, и Шапи снова обратился к подавленной воле рыбаков. Бросив тело мёртвого товарища, они подошли к Шапи, подняли его на руки и выбросили, как он и хотел, за борт. Когда воды сомкнулись над ним, его закружил водоворот, и на какоето время Шапи не понимал, где находится. Сориентировавшись, он поспешил убраться от поверхности, такой страшной и смертельно опасной.
О том, что у него теперь вместо рук щупальца, Шапи старался не думать.
Происходило что-то ужасное, и легче было считать, что всё это – продолжение ужасного сна, в который он погрузился давным-давно, нежели пытаться вникнуть в суть кошмара. Зов, исходящий из глубин, теперь был настойчивее, и Шапи, не видя других вариантов, поплыл ему навстречу.
Кого бы он ни встречал по пути – акул, китов или осьминогов – все они старались убраться с его пути подальше. Что-то пугало их, Шапи это чувствовал. Лишь косяки мелких рыбёшек иногда встречались ему по пути, но вскоре исчезли и они, ведь Шапи опускался всё ниже и ниже. Его манила глубина. Свет снова быстро потускнел, а потом и вовсе исчез, и вновь остались лишь те странные чувства воды, на которые можно было полагаться почти так же уверенно, как и на зрение.
Шапи не чувствовал ни времени, ни усталости. Зов влёк его сильнее и сильнее, а сотни зовущих его приближались к нему и друг к другу. В какой-то момент Шапи понял, что и сам испускает подобный зов, и уже знал, что увидит в конце своего пути – это был всеобщий сбор таких же, как он.