– Я могу вернуть твои истинные воспоминания,– прервал его размышления Гор,– но только, если ты сам этого захочешь.
Сабин с трудом втянул воздух через плотно сжатые зубы. Он всё никак не мог унять нервную дрожь. Гор, видимо, почувствовав его состояние, снова обнял брата.
– Тебе не обязательно решать прямо сейчас,– успокаивающе произнёс он. – Можно, я помогу тебе расслабиться? Или ты мне не доверяешь?
Доверие! Сабин горько усмехнулся. Как он, вообще, может судить о том, кому можно доверять, если он и себе-то не может верить? Оказывается, он даже не знает, кто он такой. А кто такой Гор? Может быть, они и не братья вовсе?
– Мы хотя бы братья? – с тоской произнёс он.
– Даже не сомневайся,– уверенно подтвердил Гор.
– Значит, я называл тебя Ангелом,– в голосе Сабина прорезалось любопытство. – А какая у меня была кличка?
– Бустер,– улыбнулся брат,– ты же был моим учителем. Без твоей помощи я бы так и топтался на месте. Это ты сделал меня Создателем. Ты и моя любимая.
Принять это было непросто. Неужели он действительно учил своего младшего братишку? За последние годы он уже привык видеть себя учеником, а брата учителем. А оказывается, всё было с точностью до наоборот. И этого он тоже не помнил. Получается, он толком и не знал себя никогда.
– Я согласен,– Сабин сделал глубокий вдох, словно собирался нырнуть. – Верни мне память, брат.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге объявился Венн собственной персоной. Его глаза пылали гневом, губы сжались в тонкую полоску.
– Ты хочешь убить своего брата? – зло бросил он Гору. – Что ж, такой расклад меня тоже устроит. Мне без разницы, кто из вас кого убьёт. Ещё пару десятков лет я как-нибудь протяну, пока этот оболтус вернётся и вновь обретёт свои силы.
– Чем раньше он узнает правду, тем меньше бед успеет натворить в этой жизни,– спокойно ответил Гор. – Впрочем, я не думаю, что правда его убьёт. Мой брат сильный, он выдержит удар.
– О чём вы тут говорите? – встрепенулся Сабин. – Какой ещё удар?
– Так ты ему ничего не сказал,– насмешливо усмехнулся Венн и перевёл взгляд на старшего сына. – Поверь, мой мальчик, на твоём месте я не стал бы настаивать на возвращении твоей истинной памяти. То, что я для тебя сделал, было просто актом милосердия.
– И в первый раз тоже? – ехидно поинтересовался Гор.
Венн промолчал, только бросил на младшенького взгляд, полный неприкрытой угрозы. Сабин, в шоке от этой сцены, застыл в ступоре. Только Гор был по-прежнему невозмутим, на его губах играла ангельская улыбка.
– Должен тебя предупредить, Бустер, что возвращение памяти будет очень болезненным,– пояснил он реплику отца,– но ты справишься. Я в тебя верю, братишка. Впрочем, тебе решать, настаивать не стану.
Сабину стало противно от собственного страха. Чего он, собственно, испугался? Того, что умрёт, не выдержав груза истинных воспоминаний? Глупости, от правды ещё никто не умирал. Ну а если действительно окажется столь ужасной, что ему не захочется жить? Что ж, тогда смерть станет закономерным результатом его прошлой жизни и сотрёт его память, по крайней мере, на время. Сабин перевёл взгляд на отца. Венн почти с ненавистью поедал глазами своего младшего сына, а тот словно бы вообще не замечал присутствия разъярённого папаши.
– Ты готов, брат? – спросил он, внимательно глядя в глаза Сабина.
Тот, как во сне, кивнул, и его губы тоже невольно сложились в улыбку. Гор подошёл к нему вплотную, его рука потянулась к голове брата.
– Если ты это сделаешь, то кто-нибудь умрёт,– ледяным голосом произнёс Венн.
Гор замер, его рука опустилась. Он медленно развернулся всем телом к отцу и посмотрел на него с жалостью.
– Много лет назад,– задумчиво проговорил он,– одна девчушка с голубыми и розовыми дредами спросила меня, на что я готов ради своей любимой. Я уже хотел было ответить, что на всё, но вовремя притормозил. И понял, что это неправда. Я готов умереть ради неё, но убивать ради своей любимой я не готов и предавать тоже.
Гор снова повернулся к брату, и ангельская улыбка озарила его лицо.
– Я не предам тебя, брат – твёрдо сказал он и положил свою правую руку на затылок Сабину.
Мир раскололся, тысячи образов хлынули в сознание Сабина, он почувствовал, что тонет в этом водовороте, но прежде, чем окончательно отключиться, всё-таки успел осознать, что на этот раз всё было иначе, чем давеча на поляне в монастыре. Это не было насилием, образы словно бы сами собой складывались в законченную картину, стройную и одновременно ужасную в своей естественности. Пробуждение, как и предсказывал брат, было болезненным. Нет, это слово, пожалуй, не могло отразить даже сотой доли той кошмарной боли, которая буквально взорвала сознание Сабина. Словно бы издалека он услышал жуткий крик. Наверное, так мог бы кричать человек, которого живьём поджаривали на медленном огне. Только через минуту Сабин осознал, что это кричит он сам.