– Улетаю, улетаю! – стонала Матрюха. И шептала:
– Когда бросаюсь на тебя, это самый опасный момент.
В промежутках между сексом между ними зияла пустота, сопровождаемая вожделением возможного последующего. Природа придумала сексуальное наслаждение, чтобы неотступно продлевать род всего живого. Но зачем ей это нужно, неужели у нее цель продлевать самое себя?
Когда родился ребенок, она словно забыла о муже, днями и ночами возилась с младенцем. Тем более, что ему было лень.
Но вскоре он стал замечать в ней лишь телку, удовлетворенно жующую солому в хлеву.
Матвей рос вместе со страной. То есть все те же официальные призывы, и та же бытовая выживаемость перекатывались в нем тяжелым и неотвратимым бременем изо дня в день, не меняясь.
Ему хотелось чего-то. И он собрался в столицу, поступать в институт. Она пребывала в недоумении.
Однажды, когда он пришел с работы, она была пьяной, и плакала.
– Ты меня не любишь, я знаю. Тебе противно, да? Только доченька…
Она забилась в кровати. Он переворачивал ее, раздевал, и было жалко и страшно.
– Ничего ты не понимаешь, Матрюха. Нет, ты мне не противна. Обустроюсь, и заберу вас.
В городе Матвей поступил в финансовый институт, но так и не закончил, устроился на работу завхозом, и стал забывать прежнюю семью.
Сейчас он страшился, что Магистр разбередит его рану, посыпанную пеплом совсем другой жизни.
____
Бухгалтер Петр, с толстыми волосистыми руками поверх одеяла, снисходительно вспоминал свою большую суматошную семью в городе, детей, липнувших к нему, отчего было отрадно. Но что-то новое проникло в него разладом – ощущал за спокойным кругом семьи какой-то угрожающий бардак. "Народ распустился, Сталина ему не хватает". Но верил в народную мудрость, и мощь страны, которую потрясают со времен Лжедмитрия смуты и войны. А основа – живет, и будет жить. Может быть, этот непонятный «старап» поможет восстановить равновесие в его душе?
____
А журналист Юдин обдумывал очередную статью в свою газету, предвкушая, как разойдется его статья об эксперименте по научному подъему духа граждан, оказавшемуся каким-то зомбированием мозгов об «оставленности» человека в мире, и зло обдумывал ответ нагло глядящему из тьмы либералу, обвинившему его в "гибком позвоночнике". Он, конечно, не хотел, чтобы замысел его статьи преждевременно раскрыли на «стартапе».
– Нас не разбудишь! – проворчал сонный Матвей.
И мы заснули.
7
На следующем занятии Маг сразу огорошил:
– Раньше задавали вопрос: "Что делать? Кто виноват?" Искали тех виноватых, кто завел в тупик. Теперь же: "Что – мне? Что – нам? Нашей судьбе, запертой в отчужденном мире?" Вот главный вопрос, который вы должны задать себе. Правда, писатель Пелевин, прячущийся от прессы, задавал более продвинутый вопрос: "Кто – тут? Где – я?"
И повторил:
– Так, что – мне?
Прозорливый Марк сказал:
– Это значит – повернуться всей моей судьбой к миру?
Маг похлопал в ладоши.
– Вот именно. Глянуть в упор – неумолимой, как рок, реальности. Можете возбудить в себе ощущение, из угрозы гибели – исцеляющего полета?
Матвей легко ответил:
– Перед собой я вижу прочность страны, вздымающее чувство при виде парада на Красной площади. А как грозно взлетает сердце от проносящихся над головой летающих крепостей!
Марк поддразнил:
– Тебе это кажется главным. А это лишь тень агрессии, веселящей тебя.
– Не отвлекаться! – глянул на него Маг гипнотическим взглядом. – Не впускайте в ум дрязг посторонних мыслей.
Тот покорно глянул, и действительно посторонние мысли исчезли.
Наш Магистр действительно гипнотизер, маг! Мы постепенно входили в бесконечное пространство его мыслей, соединяющее воедино далекое и близкое, и даже противоположное.
– Пока что у вас в душе – «толсто», словно нет никой тревоги за себя, и не встает во весь рост ваша судьба – горького опыта переживаний, страха смерти.
– На мою охладевшую душу, – процитировал я, – натыкались такие не раз.
– Чистота моя, светлота! – нарочито простонал Марк. – Перед губящим – в упор! А мне больше нравится вопрос: "Кто – тут? Где – я?" Это когда вообще ничего не понимаешь, погруженный в слепой туман.
Я спросил:
– Но что такое то, во что надо глядеть в упор?
– Это тот неподъемный камень Сизифа, который надо поднимать всю жизнь, – сказал Маг.
____
Мы были ограничены в своих действиях запрещающими законами, рождаемыми из недр жаждущих засветиться парламентариев: шаг вправо – арест, шаг влево – тюрьма.