– С приходом информационных технологий, – говорил он, – мир затопила, как всемирный потоп, так называемая пост-правда. Человечество изовралось до такой степени, что куда-то уплыли истина и объективность, и стали господствовать "фейки" телевидения и Интернета. Эту эпоху записные ученые назвали "пост-" и даже "пост-постмодернизмом". Вранье стало определять, жить людям на планете, или нет.
Матвей забылся, в нем разгоралось праведное негодование. В последнее время травля нашей всесильной Корпорации, пронизавшей всю жизнь страны, усилилась настолько, что, казалось, отвязали свору собак масс-медиа, которые буквально набросились на оставшуюся одинокой жертву.
Со стороны окруживших нас врагов раздавались такие страшные апокалиптические проклятия и разоблачения в крайних низостях в наш адрес, каких не было во всей кровавой истории. Нас обвиняли в желании отхватить куски территории в Прибалтике, и саму Украину (хотя было только присоединение ее части к нам, по горячему желанию жителей). И даже в средневековых отравлениях, правда, своих же "предателей", но на их территориях. А что стоят обвинения в агрессивных действиях по всему миру частной военной компании Вагнера, хотя никто ни одного нашего ландскнехта не видел? А кибератаки на демократическую партию, на выборы в разных странах?
С нашей стороны, наоборот, разносились по медийному свету жаркие прямые обвинения в стремлении врагов завоевать мир и его ресурсы путем распространения демократии. И гордость за наше асимметричное оружие, способное победить их в сто раз превосходящую силу.
Естественно, мы влезли в окоп мобилизации, откуда каждый независимый гражданин видится подозрительным и слишком непредсказуемым. Но это временно, пока не победим.
Матвей недоумевал, как его приятели не понимают, что играют на руку тем, кто окружает нас ракетами? Влияние либералов! Все либералы были у него на одно лицо. Какой-то тип, явный либерал, поджег двери здания наших Органов, прибил собственные яйца на Красной площади, и убежал за границу. А там его посадили – за поджог двери банка.
При этом он не причислял к таким либералам нас с Марком, мы были свои.
____
Однако мои напарники сомневались, что возможна настоящая мировая, а не гибридная война. Кто-то пугался:
– А вдруг заденет крылом самолет партнера – и капут всем?
– Вы что? – горячился Марк. – Сейчас никто не хочет ядерной войны! Дразнят друг друга, показывают языки.
Я думал о неподъемном камне Сизифа.
– Вы не осознаете опасности, и своей беспомощности.
Юдин сказал своим бесцветным голосом:
– Если сотня миллионов будет убита, жизнь не прекратится. Нужно только пережить первый шок.
Глаза его забегали.
Даже спокойствие бухгалтера Петра было поколеблено.
– Может быть, само совершенствование военных технологий дойдет до такой степени, что все умы вдруг осознают: воевать нельзя, никто не останется жить. И войны отомрут.
– Но это не будет выходом людей на вершину понимания, – жестко сказал Учитель. – Это – лишь животный страх.
12
Учитель спросил Матвея:
– Наверно, вы верите в Бога?
Тот оскорбился.
– Я это прошел. Но верю в лучшие порывы.
– Разве вы знаете, во что верите?
Он повернулся к нам.
– Кто знает, откуда в человеке возникает творческий порыв?
– Как откуда? – удивился Матвей. – Есть талантливые люди, гении.
– Вы уже объясняли, – тоже удивился Марк. – Из одиночества.
Остальные затруднились с ответом.
Учитель значительно помолчал.
– Представьте, что вы совсем одиноки. Нигде родного! Такое возможно в реальности. Но я говорю об экзистенциальном одиночестве, а не из-за отсутствия общения. Это свойство человека, данное природой – экзистенциальная тоска одиночества, чувство «оставленности», как говорят философы. Отсюда возникает жажда близости с миром, любовь. Человек – социальное животное. Чем больше он одинок, до страдания, тем ярче потребность понимания и любви. По Достоевскому, искупительная очищающая сила страдания. Преодоление страдания возможно только любовью. Это и есть источник творчества, озарение и прозрение чего-то самого исцеляющего.
– Представить-то можно, – сказал я. – но что толку? Разве это приведет к всеобщей любви?
– Бог создан в древности из отчаяния обездоленных, бьющихся во враждебном мире на грани жизни и смерти. Живое не может выжить, будучи одиноким, жить для себя. Это значит не продление, смерть. Даже в животном мире, где борьба за выживание, одинокие "шатуны" не живучи, их не принимают в трайб.