— Присаживайся дитя, не волнуйся, — отец Стефан, явно проинструктированный архиепископом не задавать ненужных вопросов, с улыбкой, показал девочке сесть на стул.
— Спасибо отец… — она запнулась.
— Отец Стефан дитя, — улыбнулся он, видя, как она ёрзает и всё время смотрит на закрытую дверь, где её ждали родители.
— Спасибо отец Стефан, — перекрестилась она.
— Франческа де Орена? — поинтересовался он, начав допрос.
— Да отец Стефан, — кивнула она.
— Есть ли за тобой грех, в котором ты хотела бы признаться? — поинтересовался он.
В глазах девушки тут же выступили слёзы, но она покачала головой.
— Нет отец Стефан, — едва слышно сказала она.
Инквизитор обеспокоенно посмотрел на меня, поскольку, проведя вместе тысячи допросов мы знали, что последует за всем этим. Ровно через пару вопросов, она начнёт рыдать и всё расскажет нам сама, даже без особых нажимов с нашей стороны. А это явно был не тот случай, когда нам нужно было знать чужие тайны.
— Прошу всех выйти кроме инквизиторов, я сам буду вести записи допроса, — приказал я и удивлённые писцы с нотариусами сложив свои письменные принадлежности покинули комнату.
— Я виновата, я согрешила отец Стефан, — слова, как и слёзы вырвались из её глаз, как только мы остались с ней наедине с тремя инквизиторами, — архиепископ был так добр ко мне.
— Отец Стефан, братья, — я повернулся к инквизиторам, — я не хочу вешать этот груз вины на ваше сердце, поэтому прошу вас позволить провести допрос мне одному. Архиепископ вам наверняка говорил об этом, и он ещё раз подтвердит мои полномочия если это потребуется.
— Брат Иаков поэтому внезапно слёг с мигренью? — хмуро поинтересовался у меня отец Стефан, сразу всё понявший.
— Вы знаете отец Стефан, что у меня идеальная память, я запишу слово в слово разговор с допрашиваемой, — не стал я отвечать на вопрос, ответ которого и так был всем понятен.
— Конечно брат Иньиго, — кивнул тот, давая знак остальным, чтобы они тоже покинули комнату, и мы остались с девочкой одни.
— Возьми вон тот пустой лист и подпишись внизу, — сказал я рыдающей девушке, — и число поставь, я сам потом всё туда напишу, что ты мне рассказала.
Юное и наивное чудо сделало всё беспрекословно, заставив меня лишь тяжело вздохнуть от подобной беспечности.
— Рассказывай и не бойся, — я показал на свою рясу доминиканца и свой деревянный крест, с которым не разлучался даже во сне, — я, пожалуй, единственный, кто не хочет причинить тебе вреда.
Франческа закивала и вывалила на меня то, что я и так уже догадался, заставив меня глубоко задуматься. Выговорившись, девушка стала на глазах меняться, ей явно стало лучше оттого, что она мне всё поведала.
— Родители знают? — поинтересовался я у неё.
— Пока нет, но мы с Ринальдо боимся за мою беременность, — тяжело вздохнула она.
— Ты ещё и беременна⁈ — воскликнул я, — какой месяц?
— Примерно третий, — она показала мне три пальца, — хорошо, что на мне это никак не будет видно даже на поздних сроках. Моя мама такой же комплекции, как и я.
Я бросил взгляд на тонюсенькую Франческу в широком платье и был вынужден с ней согласиться.
— Если с этим всё, то позволь тебя поспрашивать о том, ради чего тебя сюда позвали, — обратился я к ней.
Девушка открыла рот и изумлённо на меня посмотрела.
— Я думала ради этого! — воскликнула она.
— Не совсем, — хмыкнул я и вернул разговор во встречи с Франческо Морозини в которых она участвовала вместе со своими родителями и подругами, которым было интересно учение вальденсов.
Девушка всё подтвердила, наговорив себе и родителям на обвинение в ереси и минимум на конфискацию имущества. Вот правда сам король Альфонсо вычеркнул их фамилию из списка, который я ему подавал, так что выспросив её обо всём, что она знала, я решил закончить разговор. Мне и так было всё понятно с нею и её родителями.
— Мне это теперь засчитается, что я исповедалась, синьор священник? — Франческа посмотрела на меня, — я бы не хотела рассказывать о своём позоре ещё одному монаху.
— Да конечно дочь моя, — кивнул я, хотя на это не имел никакого права, — именем господа отпускаю тебе все грехи. Аминь.
Она радостно перекрестилась.
— Об этом разговоре ты тоже можешь никому не рассказывать, — сказал я.
— Конечно синьор священник, — она ещё больше обрадовалась моим словам.
— Тогда на этом всё, позови своих родителей, а сама подожди нас со своими служанками, — отпустил я её и вскоре в комнату вошли весьма молодые мужчина и женщина.