Дворец был большим и красивым. На Дворец Королевы можно было любоваться бесконечно.
В один прыжок князь оказался на крыше у ворот, а затем, разбежавшись, перелетел через стену еще до того, как стражники наверху успели обернуться. Князь легко пробирался в ночи. Туман расступался перед ним и смыкался за спиной, шаги его были бесшумны, и он двигался слишком быстро, чтобы кто-то его заметил. Молчаливый и бесплотный, словно призрак, он застыл, почти слившись с крышей. Никто не мог увидеть или найти Вершителя, потому что никто не знал, где искать. Перед ним лежала столица Благого Дома, тысячи крыш, а под ними шли стражники, где-то шумела река, хлопал крыльями полуночник, и звенел колокол извещая полночь.
Азамат окинул взглядом неприступную стену. Окна начинались на высоте четвертого этажа, ниже - гладкая стена. Повсюду охрана.
- Дерьмо, - выругался он сквозь зуб, окидывая взглядом гладкую стену. Спрятавшись за выступом он пристально и безотрывно наблюдал. В данный момент все его внимание было сосредоточено лишь на определенном участке дворцовой территории. Прошло уже пару часов с тех пор, как хмурые сумерки резко, практически без перехода, сменились темным дождливым вечером. И теперь на фоне серой стены притаившийся альв стал фактически не заметен, сливаясь с ней в единое целое. Он стоял абсолютно неподвижно, застыв на одном месте так, словно был не живой, выражение его лица было абсолютно бесстрастным. Создавалось такое впечатление, что это было не лицо, а кем-то искусственно созданная маска отрешенности и холодного безразличия. Глубина внутреннего сосредоточения была столь велика, что князь игнорировал даже собственный дискомфорт. Он не обращал ни малейшего внимания на то, что на улице уже несколько часов моросил холодный дождь, что вся одежда давным-давно промокла, а температура окружающей среды заметно опустилась вниз, вплотную приблизившись к нулевой отметке.
Он не чувствовал ни холода, ни сырости, никакого-либо иного физического неудобства. А все лишь потому, что в глубине его души горел, с каждой минутой разгораясь все сильнее и сильнее, неугасимый огонь затаенного гнева на королеву. Но самой главной причиной одержимости являлась болезненная, с огромным трудом сдерживаемая и слишком уж длительно неутоленная жажда – жажда личной мести. Азамат прекрасно знал, что королева была причастна к интригам Армго и также повинна в смерти его жены и сына. Теперь она похитила Миру.
Все его естество в эту минуту бурлило и клокотало, представляя собой самый настоящий котел страстей. Оно требовало немедленного выхода наружу, требовало самых решительных действий, требовало, в конце концов, отмщения и наказания виновного.
Однако и на этот раз князь не позволил своему гневу выплеснуться наружу в той полной мере, как бы он того хотел. Внезапно, в перевозбужденном сознании словно щелкнул невидимый тумблер выключателя, и в тоже мгновение внутри возникла холодная пустота. В той пустоте больше не было ни чувств, ни эмоций, а вместо этого некий безликий и до тошноты рациональный внутренний голос, проанализировав сложившуюся ситуацию, принялся спокойно и уверенно диктовать четкие команды для дальнейших действий.
Вновь обретя контроль над собой, Вершитель решил действовать по заранее продуманному плану. Теперь, подавив в себе эмоции, он четко понимал, что любое отступление от плана было весьма чревато непредсказуемыми последствиями.
Если бы можно было заглянуть в прошлое князя, то многое стало бы понятно, но пока было известно лишь одно. Еще много веков назад волею судьбы он овладел одним очень важным умением, а если быть точнее, одной внутренней силой, которую с тех пор целенаправленно тренировал и развивал в себе. Это сила со временем стала основой всего его существования, поскольку лишь она в любой ситуации позволяла сохранять то шаткое внутреннее равновесие, тот хрупкий баланс между эмоциями и действиями - сила его собственного холодного разума.
Так было и на этот раз - ситуация вновь находилась под безупречным контролем холодного разума.
Надо спешить, - отметил он и круто взмыл вверх.
Пробив холодные облака, замедлил полет, словно ястреб, высматривающий добычу. Земные огни растаяли. В холодном свете звездного неба обозначились остроконечные вершины башен. Он опустился в саду, и стал высматриваться в окна и прислушиваться к нитям клейма. Каждый раз он чувствовал Миру все ближе, ярче, острее.