– О, Отец! – стенал он. – Яви нам милость Свою!
Он любил всех детей без исключения, но, подойдя к Марии, чуть не обезумел от горя, ибо девочка занимала особое место в его сердце. Он на коленях безмолвно склонился над ней и посмотрел на ее взмокшее чело и руки. Видеть ее, страдающей так безропотно, было невыносимо, и старик сокрушенно сел на поджатые ноги и безутешно зарыдал.
Мария неожиданно открыла пожелтевшие глаза и прошептала что-то невнятное. Ее голос застал Петера врасплох, и он подвинулся ближе, дабы расслышать. Мария засунула руку в складки платья. Она слабо улыбнулась и протянула Петеру смятый букет из мелких полевых цветов, которые она собрала накануне вечером.
– Я… я… собрала их для тебя, папа Петер, прошептала она. – Я думала, они тебе помогут.
У Петера затрясся подбородок. Он безмолвно протянул к Марии руку и взял у нее цветы так, словно сам ангел несказанно одаривал его. Он плохо скрывал слезы, и они текли по его растянутым в улыбке губам, а руки прижимали крохотные цветки к груди, дрожащей прерывисто и глубоко.
– О, моя драгоценная малышка. Только любовь могла спасти меня сегодня ночью от смерти.
Рядом на колени упал ее младший брат с красными, заплаканными глазами.
– Любовь спасет и тебя, сестрица. До завтра Бог благословит тебя исцелением, я… я знаю, так и будет, – его голос затерялся среди всхлипываний.
Мария слабо улыбнулась. Петер уложил ее горячую голову на подушку из зеленых листьев и подоткнул теплое одеяло под самый подбородок. Девочка заснула, а верный папа Петер стенал к вратам Сиона.
Потом Петер вернулся к Анне и взял ее безвольную руку в свою. Он гладил ее по волосенкам, пока она не задышала ровнее и спокойнее. Он обратился к Иону, положил ладони поверх взмокшей макушки и отчаянно взмолился о его исцелении.
И так весь день Петер молился… и снова молился… в посте, отказавши в еде своему хрупкому телу. Тем временем Бенедетто со всех ног помчался в Арону в поисках лекаря или доброжелателя-монаха, а Фрида с помощниками ухаживали за больными: смачивали тряпицы в холодных водах озера и прикладывали к пылающим лбам. Но к концу того дня еще трое крестоносцев лежали в горячке. Общая тревога нарастала.
Карл отвел Петера в сторону и проговорил голосом, полным отчаянья:
– Петер, тебя ведь Бог исцелил. Ведь это чудо, правда?
Петер упал на валун у самой кромки воды.
– Ах, мальчик мой, мне ли знать, где чудо, а где естественный ход вещей? Знаю только, что благодарен Отцу за продленные дни жизни. Но и правда, исцеление похоже на чудо.
– Похоже? – с укоризной переспросил Карл. – Ты стар и немощен, а ведь испытал дьявольскую лихоманку и жив остался! Бог силен делать все… все на свете… ты сам так говорил. Он непременно спасет Марию и остальных!
– Милый мальчик, – медленно ответил Петер. – Бог совершает чудеса лишь по Своему усмотрению. Но, боюсь, Он не желает их часто. Послушай меня: научись видеть мир таким, как есть, а не таким, как тебе хотелось бы видеть его.
– Но чудеса ведь бывают, – настаивал Карл.
– Да, отрок, конечно бывают. В каком-то смысле они прямо окружают нас. Мудрый и верующий человек ищет чудес и просит о них. Но задача наша – не надеяться на небывалое, а основывать жизнь на обыденном и здравом. Не нужно своей верой принуждать Бога.
– Нет, Петер, – упорствовал Карл. – Я думаю…
– Довольно! – усталость и тревоги подточили терпение Петера. – Не стой надо мной и не требуй чуда. Не нам выбирать чудо по своему хотению. Наш долг поддерживать огонь, кормить товарищей и держать их в тепле, а остальное мы возлагаем к таинствам премудрого Господа. За работу!
Пока Петер с Карлом препирались, Вил медленно подходил к сестре, и, улучив момент, когда Фрида отошла к Иону, тут же оказался рядом с Марией. Он взял ее слабую руку в свою и нежно сжал ее. Он осторожно вытер пот с ее лба и бережно подоткнул одеяло.
Мария открыла глаза и слабо взглянула на брата. Она пошарила под одеялом и вынула увядший, но все еще прекрасный голубой цветок.
– Я сорвала его несколько дней тому назад. Прости, что сразу не отдала тебе.
Вил не нашел, что сказать в ответ. Его глаза увлажнились, а в горле образовался горький ком.
Мария протянула ему подарок.
– Я люблю тебя, брат, я так сильно тебя люблю. Мне нужно было давно тебе сказать. Прости.
Вил взял из ее рук цветочек и погладил ее по слипшимся волосам.
– Я… я… – нерешительно начал он. – Благодарю тебя, Мария. Я…
Он не смог выговорить то, чем томилась его душа, и отвернулся. Во рту у него пересохло, а руки задрожали. Он снова посмотрел на страдающую девочку и не смог выговорить ни слова. Страдание было так велико, что он, не помня себя, бросился в лес, где прислонился к гладкому широкому стволу и зарыдал.