Городской люд селился в домах с деревянным остовом, неряшливо разбросанных вдоль узких, немощенных улиц. Некоторые дома обшили широким и прочным тесом и отштукатурили, некоторые – изящно дополнили тонким стеклом и ставнями, но большинство домов, все же, были на старый манер простыми и грубоватыми, из лозы и соломы.
Срубная часовня у базарной площади представляла собой временный приход для страждущих духовно, а на южном холме, на окраине города, началось воздвижение надлежащей каменной церкви. Майнцкая епархия наделила отца Сильвестера полной властью во всех делах города. Жизнь его управлялась посредством бюргерского совета, а независимость свою он получил от священника императора Генриха VI. Законы писались так, чтобы служить исключительно интересам влиятельных лиц. остальным же не стоило ждать милости или правосудия.
Оказалось, что праздник урожая они пропустили, и опечаленные дети тесным строем вступали за Вилом и Петером в суматоху оживленного города. Вскоре со всех сторон крестоносцев стали теснить бедняки и богачи, воры и священники, своенравные охранники и всякого рода путники. Полотно из людских тел обволакивало всей своей пестротой и завораживало детские взоры. Купцы громко зазывали покупателей и расхваливали – кто льняные холсты, кто выдубленные кожи, фруктовые сласти или оружие. Шумливый, но заманчивый водоворот звуков дополняли нетерпеливые крики животных, да еще случайный звон церковного колокола. Однако гнетущий мрак, владевший умами продающих и покупающих, внешне столь беспечных, не ускользнул от обостренных чувств пилигримов. И прелести жизни, которые должны бы воспламенить их любопытство, вызвали в них лишь недоверие.
Петер хлопотал над детьми как беспокойная наседка над цыплятами, непрестанно увещевая их быть бдительными и не навлечь на себя чье-либо недовольство.
– Ради всех святых, будьте ангелами, и делайте только то, что я вам скажу.
Обычно столь уверенный в собственной смекалке и жизненной мудрости, Петер вел отряд Невинных с чуждой ему робостью. Он всеми силами держался за веру в возможную благосклонность Церкви, и, кротко выпросив у какого-то нищего о дороге, старик направился к деревянной часовне. Он громко постучал в тяжелую дубовую дверь.
– Приветствую, приветствую вас.
Ответа не последовало. Петер сильнее заколотил кулаками и громко выкрикнул:
– G'tag? Да есть здесь кто-нибудь?
Из появившейся сумрачной щели показался крючковатый нос.
– В чем дело? – изнутри прошипел голос.
Смутившись столь необычным приемом, Петер дернул плечами и представил себя и свое общество. Дверь раскрылась, но лишь настолько, чтобы отец Сильвестер смог высунуть свою голову в кожаной шапке. Сильвестер ничего не произнес, а только посмотрел своими черными глазами-бусинками на уставших, пыльных детей. Он сделал долгий напряженный вдох, от которого его ноздри, казалось, готовы были лопнуть, и проскулил.
– Пошли вон. Прочь отсюда, грязное скопище выродков. Вон, вон немедля. Сколько можно! Ходят и ходят тут.
Петер стиснул зубы.
– Я взываю к вам во имя нашего Господа: смилуйтесь над малыми детьми. Неужели в христианском сердце не найдется жалости, чтобы разделить с нами немного пищи и питья? Истинно говорю, благословив наш Святой поход, вы обретете изобилие для своего прихода.
Священник зарычал и настежь распахнул двери.
– Святой поход? Мне-то он не кажется святым! Вы обратили благо ко злу. Говорят, что ваши так называемые пилигримы – не более чем браконьеры и обычные воры, которые несут убытки и смерть на земли нашей Империи и Франции.
Голос его становился все пронзительнее. Он снова отшвырнул дверь, чтобы ткнуть пальцем прямо Петеру в лицо.
– Истинный Бог не потерпит подобное богохульство, также и Его Святая Церковь. Мало вас, жуликов, еще пороли во имя всего святого, что еще осталось под небом. По мне, так порочные умыслы таких самозванцев достойны виселицы. Мне говорили, что наш Господь в праведном гневе до смерти поражает легионы таких как вы и лихорадкой, и голодом. И поделом им. Вот уж достойная награда за их богохульство. Разве не достаточно очевидно сие свидетельствует о ереси и нечестии вашего отвратительного притворства? Прославляй они Бога, несчастие не стало бы их компаньоном!
– Разве вы не разделите сострадания Святой Девы к своим детям, даже столь несовершенных как…
– Не говори мне о Деве Марии и отставь велеречивость священнослужителя. Как ты смеешь! Подлый оборванец, мошенник. Как смеешь ты носить одеяние Святой Церкви! Возможно, тебя следует отдать под суд магистрата и предать судьбе, подлежащей за твое самозванство! – Сильвестер благочестиво взялся за отвороты рясы и заговорил более уравновешенно: – Однако, я человек Божий, и, как таковой, предлагаю милость, о которой вы говорите. Я не нашлю на вас истребление, но предупреждаю об оном. Лучше воспользуйся оказанной терпимостью и убери этот мусор, этих жалких подкидышей, с улиц нашего достопочтенного города.