За их спинами с жутким стуком хлопнула дверь. Петер и его паства застыли в неподвижности, задыхаясь от зловония испражнений и разлагающейся плоти. Тяжкий дух давил на них Некоторые из детей отважились поднять взгляд, но едва смогли различить несколько призрачных ликов, сверкающих глазами из-под натянутых капюшонов. Петеру показалось, что он вместе со своими возлюбленными попали в самое пекло преисподней.
Заключенные стали зловеще подбираться к детям: некоторые ехидно смеялись, другие визжали или нечленораздельно бормотали слова ругательств и оскорблений.
– Иди сюда, красотка, иди…
– Сюда, малышка. Побудь со мною.
– Я тебя не обижу, малышка Madchen, иди сюда. Папочка ждет.
Узники подступали ближе и ближе, цеплялись и угрожающе дергали детей, но больше всего Вила раздражал их дьявольский смех. Он отважно стиснул зубы и прижал сестру к себе. Дрожащий Карл ни на шаг не отступал от брата.
Даже сейчас Петер не лишился ни остроты ума, ни присутствия духа, а распростер руки над любимой паствой и произнес на них умиротворяющее благословение: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti… Речи священника остановили наступление узников. Долгие годы тюремные стены не слышали ничего подобного, и похотливые намеренья на миг притупились от звучанья святых слов. За это короткое время Петер торопливо шепнул Вилу собрать всех девочек и младших мальчиков в середину, а самых сильных – по бокам. Затем он велел детям тихо пройти в угол, где они, по крайней мере, были бы под прикрытием двух стен.
Дети немедленно повиновались ему и стали осторожно пробираться мимо застывших узников. Но едва только крестоносцы сдвинулись с места, как со всех сторон сокамерники стали вновь наступать на детей. Петер плотно зажмурился, вознося отчаянную мольбу, но не успел он вымолвить и одного слова, как к собственному удивлению и неожиданно для остальных, он запел Он не понимал, отчего и зачем он это делает, но своим низким голосом, вдруг обретшим удивительную ясность и зычность он пел любимый гимн детей так проникновенно и чутко, словно помолодел на добрую половину лет своей жизни. Затем, будто бы по чьему-то немому приказу, нежные голоса малых агнцев присоединились к гласу пастыря, и теперь они уже вместе пели славу Спасителю:
Потрясенные, они все пели и пели, громче и громче. И – ах если бы они только отверзли глаза в тот миг! Они бы увидели что посреди злобной темноты, вместе с ними поет хор ангелов. Легион светлых небесных существ охранял их от тьмы и угрозы Ада. Первый раз за неисчислимые годы существования темницы она была озарена великолепием небес, и ничто не могло затмить его. Спаситель поднял над Своими возлюбленными верный щит – вовек нерушимый!
Пораженные узники смущенно отпрянули от поющих, и снова собрались на середине темничной камеры. Крестоносцы не смолкали, пока не дошли до назначенного угла, где они собрались в тесную кучку. Там они, с не меньшей решительностью и верой, запели второй куплет.
Когда песнь закончилась, Петер сел поближе к незнакомым сокамерникам и поднял руки. Священник закрыл глаза и отверг всякое чувство обиды, которую ему и детям причинили эти падшие души. Он представил себя за устойчивой и хорошо знакомой кафедрой, пред собранием чистых, прилично одетых прихожан, в какой-то уютной, залитой солнцем церкви где-то на юге Франции. Он широко распростер руки и стал проповедовать о любви.
Поначалу изумленные узники рычали в ответ только проклятья, но вскоре притягательная теплота, которая чувствовалась в мелодике и ритме старческого голоса, и сила слов заставили их замолкнуть. Спустя короткое время усталые, беспокойные глаза стали смыкаться, а измученные души унесли целями к сотне различных алтарей в сотне различных селений и городов, разбросанных по всему христианскому миру. Каждого из них потянуло к родному спокойствию и порядку прошлой жизни, и от воспоминаний на сердце стало легко-легко! Нежданная встреча с любящим Богом в таком неподходящем месте коснулась каждого из узников, за малым исключением. Присутствие в темнице небесного образа Спасителя и Его ангелов было так ощутимо, что многие упали на колени и со слезами на глазах прославили Всемогущего.
А в это время за стенами темницы бродил Друг, меряя шагами темные улицы, и изредка останавливаясь лишь для того, чтобы рассеянно потрепать Соломона за загривок. Мужчина прекрасно понимал, какие мерзости ожидают крестоносцев со стороны сокамерников и стражников, и он поклялся, что освободит детей. Никогда больше он не покинет ребенка в беде, подумал он. Никогда и ни за что.