Шпала до поры до времени не обращал внимания на происходящие с напарником чудеса, но в конце концов заметил странности поведения и решил нарушить вселенский покой, объявший товарища. Ехать в одной машине с человеком, больше напоминавшим собой одержимого, зомбированного клоуна, как-то не очень вдохновляло бандита.
Стоило выяснить причины, хотя бы ради собственного успокоения.
– Слышь, Колян, ты чё такой запареный? – Шпала легонько подтолкнул подельника локтем. – Или просёк, откуда кровь, и тебе стало жалко лохов-рыбаков? Дык, о себе надо думать, чтоб не стать такими же лохами. Ситуация, Колян, не позволяла найти иное решение. Тут либо нас, либо мы. Такова жизнь…
Как ни странно, но до блаженствующего сознания Коляна слова напарника дошли почти сразу же. Чудотворным взглядом окинув фигуру товарища, он чуть слышно ответил:
– Не знаю. Они вроде люди, но и в то же время как бы картинки, роли, и без раницы в каком виде нарисованы – мертвом или живом. Не могу определиться…
– Ну ты загнул, – громко заржал Шпала. -Вот интересно на твоём месте побывать, узнать, что у тебя в башке творится. Поди полный кавардак, хаос. Меня однажды по обкурке на выставку художников-авангардистов занесло, вот ржач-то был. У тебя поди хлеще.
Колян расплылся в улыбке, абсолютно ничего не обозначающей в эмоциональном плане, видимо, на него снизошел новый приступ блаженства.
– Я тебе помогу определиться, – сказал Шпала. – Они и есть картинки, как в тире, просто есть мишень, ты стреляешь и смотришь, попал или нет.
– И что при этом чувствуешь? – поинтересовался Колян.
– А ничё, – скривил рот Шпала, – особенно когда стреляешь. Вот когда глотку режешь или топором по башке, тогда есть немного. Ощущаешь себя первобытным охотником, словно загнал зверя, и тут или ты его, или он тебя. Кровь кипит, адреналин зашкаливает, из мыслей только одна – как эффективней обезвредить противника. Ну а потом чувствуешь себя победителем, будто в тебе сконцентрировались все силы мира, будто ты главный и единственный на земле хозяин всего и вся и твоё слово закон. Даже кайф некоторый ловишь. Впрочем, я не люблю подобную кровожадность, я современный человек, а не первобытный, дикий отморозок. Так что пистолет как-то сподручней.
Шпала посмотрел на товарища, немного подумал и сказал:
– А если ты имеешь в виду жалость или что-нибудь в этом роде, ну там эмоциональные переживания, то ты сам же и ответил. Картинка, она и есть картинка. Если тебе самому не больно, то и боли вообще как бы не существует, значит и не существует тот, в кого ты стреляешь. Картинка, и тебе совсем не интересно, что за ней скрывается.
– Но ты же видишь, как он корчится, – возразил Колян.
– Стреляй лучше, меткость тренируй, чтоб сразу в лоб. И ему хорошо, хоп и уже на том свете, и у тебя проблем меньше. Ну а так, – ухмыльнулся Шпала, – пни картонную коробку, она тоже будет лететь и разваливаться, как бы корчиться – и что, у тебя хоть что-нибудь внутри шелохнётся, жалость появится?
Колян пожал плечами. С его позиции, и сам он был подобен коробке, и жалость с эмоциями вряд ли стал бы проявлять даже по поводу своей собственной боли и смерти.
– Живой, блин, только ты, поскольку о других этого знать не можешь, ты их внутренний мир не ощущаешь, для тебя они та же коробка, – продолжил Шпала. – Когда паяльник в задницу какому-нибудь чмырю пихаешь, ты даже приблизительно не знаешь, что он испытывает, а значит для тебя его ощущений как бы и нет. Точнее совсем нет. Зато есть результат. Ну допустим, ты забиваешь гвоздь, результат есть, гвоздь забит, но эмоций у тебя при этом ноль, разве что только по поводу достигнутого результата. А жалостью можно проникнуться лишь к ощущаемому непосредственно тобой самим.
Колян попытался переварить и примерить к себе услышанное. Получалось, что с позиции зрителя, где ты сам непосредственно не испытываешь никаких ощущений, связанных с актерами и ролями, на самом деле не существовало не только ролей, но и самих фильмов, кратковременный мираж, зрительный эффект кинотеатра, что подтверждало его прежние мысли о том, что кино ничтожно само по себе по сравнению с кинозалом и вечностью. Так нужно ли ему самому, некоей пространственной сущности, вживаться в конкретную роль. Зачем подстраиваться под действия и законы фильма и, по словам Булы, доказывать свою жизнеспособность, если того, где ты собрался самоутверждаться, просто не существует в вечности, мимолётный миг, исчезающий с горизонта быстрее, чем божественная сущность успевает подумать следующую мысль.