Ошарашенно глядя на раненого противника, нападавший поддержал трясущуюся руку второй рукой и выстрелил одновременно с выстрелом Шпалы, выплеснувшим из себя последние остатки сил. Обе пули попали в цель, стерев ставшими ненужными персонажи.
Поледним, что осознал Шпала, было видение того, как его Я, вырвавшись из цепких объятий мозга, пролетев мимо сгустка пустоты, которую Колян обозначил, как место души, стало проваливаться во тьму, в мрачный безнадёжный коридор…
В это время Колян с Лизой были уже далеко. Они бежали не останавливаясь, не пытаясь оглянуться и посмотреть, что происходит на дороге. Коряги, канавы, высокие трава и кусты – ничто не являлось для них преградой, главное лишь поглощаемые метры на пути к спасению.
Остановились и отдышались беглецы только по прошествии получаса, когда сил уже не оставалось, а расстояние, преодоленное ими, равнялось трем километрам. Они завалились в стог сена, через минут пять привели дыхание в порядок и попытались разобраться и как-то упорядочить собственные мысли, в результате панического бегства разлетевшиеся по всей голове.
Вскоре они окончательно пришли в себя и решили обсудить сложившуюся ситуацию.
– Что делать будем? – первой заговорила Лиза.
Колян скривил лицо, он не знал, что отвечать.
– Шпалу, наверное, убили..,– тихо сказала девушка. – Мне не жалко. Он ненормальный какой-то, псих отмороженный, в натуре.
Колян удивленно посмотрел на девушку. Та не поняла его и продолжила в том же духе:
– Не, сам прикинь, он, падла, хотел нас мочкануть, вот козёл-то, совсем рамсы попутал…
Колян закатился со смеху. Он ворочался в сене, тыкал пальцем в девушку и неистово, взахлёб ухохатывался.
Лиза надула губки, поведение и так не очень здорового парня слегка её обеспокоило и обидело.
– Не, подруга, ты так больше не говори, всё-таки из культурной семьи, элиты общества. Как говорится, за базаром следи.
– Ой, учитель, видели мы таких. И откуда ты знаешь, как надо говорить, ты же ничего не помнишь, может только так и говорит элита общества. Может врёшь, что не помнишь?..
Колян посмотрел на девушку, последний раз хихикнул и сказал:
– Не вру.
– Значит точно не должен знать, какой базар правильный.
– Правильный базар только у правильных пацанов, – Колян в ответ улыбнулся. – Я потерял память, но с ума-то не сошёл, слышу, как другие люди говорят, да и вообще…
Лиза фыркнула, но жаргонные словечки решила больше не использовать, в конце концов Колян не такой уж и бандит уже.
– Так что делать будем? – она вернулась к первоначальной теме.
– Не знаю, – честно признался Колян. – Иди домой, к отцу, поймай попутку. Обождать только надо, может Шпала и мертв, но есть ещё неизвестные преследователи.
– А ты? – спросила девушка.
– А что я, сложно всё. Память потерял, погоня непонятная, возможно, менты на хвосте. Уеду куда-нибудь подальше, устроюсь сторожем в морг, как Фёдор, мне понравилось, буду души наблюдать и совершенствоваться…
– Не, Колян, – девушка уставилась в удивлении на попутчика, – нельзя тебе, ещё больше свихнёшься.
– А кто тебе сказал, что духовное самосовершенствование – есть сумасшествие?
– Не знаю, странные они все, эти, которые духовно совершенствуются, на полоумных порой смахивают. А по тебе, вследствии потери памяти, это будет вдвойне заметней… Слушай, у меня есть предложение, – неожиданно сказала девушка, – а пошли со мной, в город. Я поговорю с отцом, скажу, что ты меня спас, он что-нибудь придумает. Немного в больнице полежишь, а потом моим телохранителем станешь. Будешь охранять меня от других киднепперов отморозков. Тоже хорошее дело, не то что бандитизм.
Колян пожал плечами.
– Предложение хорошее, надо подумать. Но одно ты сказала правильно, мне следует проводить тебя до города, всякое быть может, дураков много, я уже не говорю о преследователях.
Колян вдруг осознал, что ему нравится быть хорошим человеком, в чьей помощи нуждаются слабые. Конечно, он по-прежнему не понимал в большинстве своём основны бытия, не знал, в чём смысл его существования, для чего он живет и что должен делать, кем все-таки хочет быть в новой для него действительности, но в нём полностью стерлось то, о чём они недавно говорили – стремление жить не хуже других, постоянно повышать свой статус, доказывать жизнеспособность, конечной целью чего было почувствовать себя человеком. Нет, человеком он, конечно, хотел стать, но не тем понятием, что подразумевало под этим словом общество, а нечто другим, нечто большим. Правда, что или кто это нечто он пока не знал, хотя чувствовал, что оно есть, и скрыто не где-нибудь, а в нём самом, в его голове, в его мыслях. Он не хотел быть просто ролью в непонятном фильме, но и понимал, что как непосредственный участник и зрителем быть не может. Да в результате травмы головы ему удалось на некоторое время побыть зрителем, наблюдая за происходящим вокруг как бы со стороны, но навсегда остаться в зале он не может. И его задача, исходя из сложившейся ситуации, как-то попробовать соединить оба значения, играть роль, но уже с оглядкой на позицию зрителя. Не быть тупой нарисованной картинкой, с единственной задачей выжить, а такой ролью, которая знает, зачем существует, может видеть и оценивать свои поступки со стороны, и вследствии этого корректировать свой путь, свои мысли, наполнить свою жизнь смыслом гораздо большим, чем бессмысленное карабканье наверх, ради доказательства своей жизнеспособности, ради получения абстрактного искусственного звания человек, принятого в качестве оценки этой жизнеспособности. Он действительно хотел стать Человеком, но таким, каким его подразумевал высший смысл. И тогда, возможно, этот смысл ему откроется, и он узнает всю правду, станет всеобъемлющим, а, возможно, и вечным…