Оно всегда исполнится, и вот:
Они свою узрели наготу,
И тут же в теле ощутили язву,
Которой новый Мир другим стал сразу,
Ту, Божию, утратив чистоту.
Того, что раньше было - больше нет!
Все разделилось, что когда-то прежде
Единым было, и теперь одеждой
Не будет им несотворенный Свет.
На наготу смоковные листы
Они поспешно наложили. Тают
Сердца от страха, а Господь взывает:
"Адам! Адам! Где ты? Где ты? Где ты?"
Гибель Вавилона.
Послушай, не бойся, милый,
Ведь небо еще не свилось;
Еще не упали звезды
На землю с больших небес.
Постой, погоди немного,
Еще все цари - в чертогах,
Но Ангел по небу быстрый
За нами уже летит.
Постой - погоди - послушай:
Мы все здесь грешные души,
Нам так одиноко, страшно,
И молим: помилуй нас!
Все то, что всегда манило:
Исчезло - ушло - уплыло,
Что было душе угодно,
Увы, уже не найдешь.
Все в миг один изменилось -
В пожарище превратился
Ты, город великий, крепкий!
И голод, и плачь, и смерть...
К Тебе мы взываем вместе:
Жених и его невеста,
Но Ты уже не внимаешь,
И голос наш тих и слаб.
Уже и его не слышно!
Как Ты сказал - так и вышло;
Тебя превозмочь не в силах
Никто и ничто. Аминь!
* * *
Пять царей Аморрейских висят на ветвях,
А недавно кричали, храбрились,
Что сожгут Гаваон, обратят его в прах...
Как бесчестье такое случилось?
Вас Израиль мечом поразил, иль Господь -
Градом каменным, точно пшеницу?
Страшно было сражаться, когда небосвод
Ночью - солнечным светом свети́тся?
Яфий, Адониседек, Девир и Гогам -
Ужас смерти сжимает им душу,
Голосит о пощаде, несчастный Фирам...
Разве станет Израиль их слушать?
Пять мужей Аморрейских - пять мертвых царей...
Вам, надменным противникам Божьим,
Будет гробом - простая пещера в горе,
И оплакать никто вас не может.
Давид и Господь сражаются
с Голиафом.
В сумке пастушьей - пять гладких камней из ручья.
Нет ни меча, ни доспеха,
лишь посох в руке, да праща.
- Филимистянин надменный, твой труп нынче я
Пищей на трапезу зверю и
птицам небесным отдам.
- Израильтянин, ты молод и нежен лицом;
Если тебя поражу,
разве будет мне слава и честь?
Чтоб пастуха одолеть быть не нужно бойцом!
Или у вас, кроме юношей,
воинов опытных несть?
- Вот ты с копьем и мечом на меня, и щитом...
Господа Бога Израиля
бранью поносишь своей;
Громко кричишь и храбришься - не знаешь о том,
Что ныне станешь ты блюдом
обильным на пире червей.
Бог Саваоф передаст тебя в руку мою,
Чтобы узнали иные:
не в силе, а в правде Господь.
Ляжет немало, ужасною жатвой, в сию
Землю Сокхфоры мужей
филистимских вослед за тобой.
Вышел вперед Голиаф, и навстречу Давид
Филистимлянину выбежал,
быстрой вращая пращой.
Неотвратимо, как Божие Слово, летит
Камень речной - этим камнем
повержен, убит... не мечом.
* * *
На тихих, сытых островах архипелага
Мы жили счастливо, послушные богам.
На празднествах лилась вина хмельная влага,
И яства грудились, и времени мука
Мололась в жерновах, и нам тогда казалось,
Что боги к нам щедры, и будет так всегда,
И солнце доброе с небес для нас сияло,
И не сверкала слез прозрачная слюда...
Как быстро миновалось время золотое!
Теперь в краю чужом мы лагерем стоим;
За речкой, вдалеке темнеют стены Трои,
И девять лет войны кадится едкий дым.
Одиссей.
Невыносим дворцовой скуки яд,
Где медвяное время умирает;
Из окон Одиссей -
движенья верный брат -
За морем милым
его сердцу наблюдает.
Как скушен труд и верная жена,
Не радует ни скипетр, ни держава,
Ни чаши сладкие
на пиршествах вина,
Ни дряхлая,
посыпанная пылью слава.
Нет больше сил, пока в груди тоска,
И гложет голод доблести и знаний.
"Ведь мы живем,
затем чтоб новизну искать,
Но, как в невежестве
позорно прозябанье.
Нет, светлый жребий нам принадлежит:
Исполнить волю грозного Зевеса,
Раздвинув знаний
наших скудных рубежи,
О землях новых
за столпами Геркулеса".
Материка покинута постель.
Пространство - губкой впитывает зренье.
К развязке катится
прощанья канитель,
Но, кажется,
вот-вот и разорвет терпенье.
Прощаться - тяжелей, чем воевать...
Приятна глазу плавность гладких линий,
Рукам - корабль
к далеким землям направлять,
И океан делить
на крыльях весел длинных.
* * *
В хриплый рог затрубила Аллекто. Латинских царей
Заполнялся весь список подробный, как в мифе Гомера
Вереницею длинною шли имена кораблей;
Прославлялись обильно героев могучих примеры.
В семь слоев грубой кожей воловьей обернутый щит,
И - сверкающий медью - доспех на груди у героя,
Но не мыслит никто, что и он будет в битве убит,
Верят только в погибель незваных пришельцев из Трои.
Войска этого не было лучше с тех жутких времен,
Когда греки собрали на дальнюю Трою армаду,
И от всех, отдаленных и ближних, союзных племен,
К Турну славному сходятся нынче на битву отряды.
О, латиняне гордые, вам для чего воевать?
Снова смертная женщина стала кровавой препоной!
Надоело богам с их высоких небес наблюдать
За резнею кровавой, и слышать предсмертные стоны.
Но недаром Аллекто тревожный сигнал подает -
В сердце воинов ненависть черной змеей заползает,
И латинский боец на свободу пускает копье,
И троянец на волю стрелу с тетивы отпускает.
* * *
Как отраженный в зеркале наряд,
Мелькнет на миг, и снова исчезает -