На последней встрече стратегов перед походом, Сандис держался по обыкновению оптимистично, Октан Мерцин говорил мало, а Нималексис напоминал комок нервов.
— Как насчёт предсказаний? — спрашивал он. — Сколько мы проводили ауспиций?
— Ситуация слишком неоднозначная, — ответил я на правах эксперта по пророчествам. — Как и положено мы проведём публичные гадания. Однако это больше для успокоения людей, чем для получения ценной информации.
— Знать бы хотя бы насчёт реки… Понимаете?
Я понимал. Молодой стратег беспокоился о ситуации, в которой Ксерион бы просто не стал давать нам бой. Занял бы оборону за великой рекой Айрат, мешая нам переправиться. С какой-то точки зрения это был бы самый верный и осторожный вариант для нашего врага. На западном берегу Айрата есть плодородные земли, однако поселения оттуда можно эвакуировать, а провизию вывезти или уничтожить.
Тактика выжженой земли. Измор.
Вероятно, я сам поступил бы именно так. Однако мы с Сандисом сходились во мнении, что Ксерион всё-таки даст нам бой. Дело было и в характере самого Царя царей, и в риторике его пропаганды. Ксерион уже показал, что старается не сильно разводить слова и дела.
Но даже в случае, если он решит хладнокровно отсидеться на другом берегу, давая нам как следует насладиться истощением припасов, у нас в рукаве остается козырь по имени Ксигон. Вовремя поднявшийся туман или какая-то ещё погодная аномалия могут помочь пересечь реку.
Однако лёгкой прогулкой наш вояж в любом случае не будет. Особенно в момент, когда начнём переправляться через Айрат. Если прижмут к реке, то никаких гарантий.
— Держите свою голову холодной даже на таком жарком солнце, молодой Нималексис, — посоветовал ему Сандис. — Нет ничего более глупого, чем жалость. Будто то жалость к окружающим или себе самому.
Не знаю как Иворна относился к себе, но окружающих точно не жалел. Ходил слух, что в поход Сандис взял несколько тысяч рабов. В лагере Иворна, действительно, было заметно больше слуг чем у нас. Рассказывали, что это рабы, которых использовали на износ. По очереди перегружали, не докармливали, а затем отдавали на мясо монстрам типа Гория. Уж не знаю, правда это или просто страшные байки, но ни капли не сомневаюсь, что Сандис способен на подробные решения.
После тяжёлых и не очень удачных боёв против шаддинцев он даже назначал децимацию среди когорт, поддавшихся панике. Казнь каждого десятого в подразделении по жребию давно не проводилась в Империи. Не только Карр умел возрождать традиции древности.
Вообще, стиль руководства Иворна можно было охарактеризовать как… крайне контрастный. Он поддерживал в войсках строгую дисциплину и уделял этому много своего личного времени. Сандис внушал страх всем от простого легионера до центуриона. Однако не кнутом единым Иворна управлял. Рядом с наказаниями умопомрачительной жестокости регулярно случались аттракционы невиданной щедрости.
Сандис мог за один день сделать из нищего человека с долгами настоящего богача. Деньги и связи Иворна спасали смертельно больных, освобождали приговорённых к смерти, исполняли самые сокровенные желания.
Это была, конечно, не доброта. Вполне себе холодный расчёт. Иворна Сандис стремился заставить подчинённых заглядывать ему в рот. Стиль управления скорее близкий восточным царям чем наследникам Республики. Дать людям ощутить, что держишь их судьбы в кулаке. Наличие дара стратега, доступного некоторым людям этого мира, лишь подчеркивало практически божественный статус такого управленца.
Иворна требовал абсолютного повиновения. Преданности, на грани с фанатизмом. Не Империи, не какой-то идее, а лично ему. Ради получения этой власти Сандис не только казнил, но и регулярно миловал. Это была попытка избежать, как говорили местные, «ошибки Мардония».
Одноимённый царь славился справедливостью и суровостью. Он навел порядок в своей стране, приструнил казнокрадов, избавился от разбойников. Однако Мардоний был убит своими же приближенными. Теми, кто верно служил ему много лет.
Как-то раз его советники и командир дворцовой стражи допустили серьезную ошибку. Обрушилось недавно построенное здание. Зная непримиримый и суровый характер царя, они понимали, что им грозит жестокая казнь. Решили действовать на опережение, самостоятельно избавившись от Мардония.
Излишняя суровость может воспитать не преданность, но ненависть. К сожалению, Сандис это прекрасно понимал. Даже за косяки не всегда карал сурово, если виновный активно каялся. Рассматривал каждый резонансный случай, прежде чем рубить головы, вызывая у людей некую подобострастную форму поклонения…