Испытания вряд ли могли представлять трудность для Арна. Для вступления в орден требовалось, чтобы человек принадлежал к роду с собственным гербом на щите, и это правило брату Гильберту не нравилось, ибо он повидал многих воинов, которые стали бы славными братьями ордена, если бы не отсутствие у них герба. Для Арна такого препятствия не существовало, на щите его красовался лев Фолькунгов. Да и два других требования были легкими для него. Брат Гильберт сухо, но с улыбкой пояснил, что надо знать примерно четвертую часть из того, что знает сам Арн из Священного Писания, логики и философии. И может, хватит ровно четверти того искусства, с которым Арн владеет оружием. Необходимы, разумеется, письма от скандинавского архиепископа и от отца Генриха. Но это как раз не главное — все эти рекомендательные письма. Многие франки, графские сыновья, приезжают в Рим и привозят с собой такие письма, но познаниями Арна они не обладают. Так что воле Божией никто не может противиться.
Арн тогда посетовал на волю Божию, которая столь жестока к нему. Почему, чтобы исполнить Его волю на поле брани в Святой Земле, он должен был сперва оказаться в беде и разлучиться со своей любимой Сесилией?
Брат Гильберт сказал, что у него нет ответа на этот вопрос, но, возможно, со временем Арн сам узнает обо всем. И еще он сказал то, что давно уже понимал: все будет именно так. Брат Гильберт мало встречал таких, кто мог бы сравниться с Арном, и раз Господь одарил его столь редкими достоинствами, то в этом, несомненно, был свой смысл. Как и в том, что Господь послал Арна в Варнхем всего пяти лет от роду, чтобы тот обучился всему, что поможет ему теперь стать хорошим тамплиером.
Арн видел логику в этих рассуждениях, но от этого ему не становилось легче.
Брат Гильберт показал Арну новые боевые доспехи, над которыми он долго трудился по своим же образцам. Самой примечательной была кольчуга с более чем сорока тысячами колец в два слоя, с войлоком между ними и мягкой подкладкой изнутри. Кольчуга закрывала голову, спадала ниже колен, прятала целиком руки до запястий, и была она гораздо легче обычных скандинавских кольчуг. Под стать кольчуге были и штаны, защищавшие ноги и доходившие до щиколоток. Таким образом, воин в этих доспехах был защищен с головы до пят, а этого требовали новые условия ведения войны. Наконец, брат Гильберт достал черную рубаху с белым крестом, закрывавшим всю грудь. Черное и белое — цвета, которые Арну предстояло носить, когда он в качестве охранника будет сопровождать архиепископа в Рим. Кроме того, таким был наряд воина в ордене тамплиеров, и Арн прибудет в их римский замок в соответствующей одежде, архиепископ разрешил ему носить ее в течение всей поездки.
Арн испытал благоговение и гордость, пощупав все эти вещи, но в глазах его не было радости. На это брат Гильберт и не рассчитывал. Но к отъезду Арна, через два дня он приготовил особый сюрприз, полагая, что произведет желаемое впечатление на своего юного ученика.
Утешающе обняв Арна, брат Гильберт повел его вниз, к заднему пастбищу для лошадей, словно приглашая что-то обсудить. Когда они подошли к пастбищу, он остановился. Неподалеку стоял любимый жеребец Арна, Шамсин.
Арн онемел. Потом радостно крикнул, и Шамсин, навострив уши, повернул к нему голову. В следующий же миг крупный жеребец галопом помчался к нему и встал на дыбы перед оградой, затем сделал пару кругов, снова встал на дыбы и заржал, словно жалуясь или приветствуя дорогого друга.
Перемахнув через ограду, Арн обнял Шамсина и осыпал его поцелуями.
— Теперь он твой, — сказал брат Гильберт. — Он — наш прощальный дар тебе, Арн Готский. Ибо я, тамплиер, хорошо усвоил, что в священной войне главное — уповать на Бога. Затем следуют смирение и тренировка. И потом — доброе оружие и такой конь, как Шамсин.
Когда, отправляясь в долгий путь, Арн в своей черной одежде с белым крестом сел на Шамсина, лицо его выражало решимость, но и печаль, которая была в его душе с тех самых пор, когда он узнал о своем наказании.
Отслужили все мессы. Произнесли все прощальные слова. Но отец Генрих и брат Гильберт все еще стояли рядом с Арном, словно желая что-то сказать. Им было тяжело расставаться, скорбь Арна печалила их самих, но они были уверены в том, что все происходит по воле Божией. — Во имя Бога, и смерть сарацинам! — воинственно сказал отец Генрих. — Во имя Бога, и смерть сарацинам! — откликнулся Арн. Он протянул свой освященный меч к небу, произнося эту новую клятву, а затем он медленно тронул коня.