- Вот Елоховская церковь. Иди. Я бы с тобой, да грехи не пускают... Давай-давай – зайди, потом поедем в морг.
***
Когда уверовал
***
... вот собственно и всё. Я не верую, извините меня, молиться не умею – но творится действительно что-то бесовское, – отец Михаил во дворе Богоявленского кафедрального собора с вниманием слушал мужчину восточной внешности. – И если это действительно Олеся – я готов её убить
- Алексий, Вы берёте грех на душу... – голос отца Михаила был скорбен и благостен одновременно. – Да, действительно Ваша ситуация нерядовая. Поверьте мне, просто так фотографии пропасть не могут. Но Вы– не Господь Бог, и не Вам судить Вашу мачеху. Возможно, это - не она. Вы говорите, что мать Вас во младенчестве окрестила? Вот что Вы можете сделать...
После разговора с отцом Михаилом Алексей вошел в Елоховскую церковь в полном смятении. Купив почти полсотни свечек, мужчина направился к иконе Св. Пантелеймона и Св. Трифона. Поставив за здравие дочери, некрещеных жены и тёщи, крещёных сестры и отца, Алексей громко произнёс: «И аз воздам, и сторицей вернётся» - и зажёг свечку за здравие мачехи. Дальнейшее он объяснить не смог себе до конца жизни. Держа зажжённую свечу в правой руке, Лёшка перевёл взгляд на левую. Пучок церковных восковых палочек в руке озарило яркое сияние. Одновременно вспыхнув, свечи стали сами собой разгораться... Алексей пошатнулся...
Всю жизнь мировоззрение Лёшки было сугубо научным. Не верил Алексей ни в дьявола, ни в чёрта. Но, глядя на разгорающееся ослепительное пламя, перебирая все возможные варианты (заснул на одну секунду, клюнул носом - подпалил свечи - не получается), Алексей понимал, что что-то горнее, высшее вторгается в его безбожную жизнь.
Выйдя из церкви, он подошёл к отцу Михаилу, рассказал обо всём.
- Я ожидал чего-то подобного. Вы были неверующим. Только чудо могло отринуть сомнение. Вас услышали, Алексий. Всё теперь будет хорошо[,] – голос отца Михаила успокаивал, отрицал боль. – Но кому многое дано, с того многое спросится...
***
После похорон матери через девять месяцев ушёл отец. Соседи шептались, говорили о том, что Вера «позвала за собой». Алексей пытался осмыслить новую реальность, «данную ему в ощущениях».
Однажды ночью, вскоре после смерти отца, ему приснился сон. Алексей стоял в конусе ослепительно-оранжевого света, держа на руках грудную дочь. На границе света и тьмы плясали рогатые фигуры, протягивая руки к девочке. Только его сила поддерживала границу светотени, отстраняя козлобородых от дочери. Он чётко услышал голос Веры:
- Прости за всё... Покрести Лику – моя последняя просьба...
Крёстной матерью Лики стала Анна.
Финал
***
- Пап, ты чего? – серо-зелёные, такие любимые, глаза Лики выжидательно смотрели на Алексея. – Так какая она была, бабушка Вера?
- Она была хохотушкой, твоя баба Вера. – Алексей как будто через силу произносил слова, глядя на рано повзрослевшую дочь. – И у тебя её глаза...
- Пап, но в церковь я всё равно больше не пойду... - голос дочери странным образом вобрал в себя всю красоту Веры.
- Лика, послушай... Я, как и ты, долго не мог войти в Храм, боялся... Мне было... неуютно, плохо. Но... Когда-нибудь уйду и я... Все люди смертны. И, если ты захочешь услышать мой совет, поставь свечу за моё упокоение у Распятия, и спроси... Обещаю, я отвечу – так же, как отвечает мне твоя бабушка Вера... Я люблю тебя, дочь...
Две фигуры, обнявшись, стояли в январе ...
Москва, Июль - 2009.