Скотт выпрямился, улыбаясь в темноту.
«Здорово я одурачил ее. Я одурачил ее. Так стянул бутылку виски, что она никогда и не узнает об этом».
Он сидел так, тяжело вздыхая, представляя Кэтрин, склоняющуюся над спортивной сумкой, и ее медленно соскальзывающий лифчик. Скотт резко встал, снова ударившись головой о крышку. Спрыгнул со ступенек, не обращая внимания на боль. «Я снова одурачу ее! У меня есть все основания для того, чтобы так вести себя», – решил Скотт, с трудом карабкаясь на груду коробок. С пьяной кривой ухмылкой на лице он нажал на защелку окна и надавил на низ рамы. Ее заело. От напряженных усилий лицо его покраснело.
«Чтоб тебя, дурацкая деревяшка…»
«Сукин…»
Окно резко поднялось, и Скотт упал, растянувшись на подоконнике. Потом оно так же резко опустилось, заехав Скотту по макушке. Черт с ним!
Он заскрежетал зубами. «Сейчас, – глупо сказал он миру. – Сейчас мы посмотрим». Он выбрался под дождь, не сопротивляясь вовсе пламени сжигавшего его плотского желания.
Скотт встал и поежился. Его взгляд устремился в окно столовой, а дождь застилал ему глаза, ручейками сбегал по липу. И капли барабанили по его щекам. «А что же теперь?» – подумал он. Холодный воздух и дождь охладили его пыл.
Скотт осторожно шел вокруг дома, прижимаясь к кирпичному фундаменту, пока не оказался перед крыльцом. Подбежал к ступенькам и поднялся к двери.
«Что ты делаешь?» – раздалось в голове. Ответа он не знал. Рассудок не участвовал в этой вылазке. Скотт встал на цыпочки и украдкой заглянул в окно столовой. Никого. Он прислушался, но ничего не услышал.
Дверь в комнату Бет была заперта – скорее всего, она спала. Его взгляд переместился на дверь ванной. Тоже закрыта. Скотт опустился на пятки и вздохнул. Слизнул капли дождя с губ. «Что теперь?» – снова раздалось в голове.
Дверь ванной комнаты открылась.
Вздрогнув, Скотт попятился от окна, услышав легкие шаги на кухне, которые вскоре затихли. Подумав, что девушка прошла в гостиную, он опять подобрался к окну и встал на цыпочки. У него перехватило дыхание. Она стояла у окна, глядя во двор и прикрываясь желтым банным полотенцем. Он едва ли чувствовал, как дождь поливает его и струйки воды, беспорядочно сплетаясь, бегут по его лицу. Его рот раскрылся. А взгляд медленно опускался по гладкому изгибу спины к тому месту, где начиналась темная ложбинка, идущая вниз и разделяющая два мускулистых, похожих на луковицы полушария ее белых ягодиц.
Он не мог отвести от нее глаз. Его руки тряслись. Девушка пошевелилась, и Скотт увидел на ее теле капельки воды, блеснувшие, как маленькие шарики желатина. Он с трудом втянул в себя неприятный, сырой воздух.
Кэтрин уронила полотенце.
Заложив руки за голову, она, казалось, упивалась густым воздухом. Скотт увидел, как дрогнула и приподнялась ее левая грудь, сосок напоминал темный наконечник копья. Она раскинула руки и, изогнувшись, потянулась.
Когда она повернулась, он все еще дрожал всем телом от напряжения.
Скотт быстро отпрянул от окна, девушка не заметила его, потому что его макушка едва ли возвышалась над карнизом. Он увидел, как Кэтрин наклонилась за полотенцем. Как отвисли ее тяжелые белые груди. Потом она выпрямилась и вышла из комнаты.
Скотт опустился на пятки, и ему пришлось ухватиться за перильца, чтобы не упасть, так как ноги его подкашивались. Он почти повис, дрожа под дождем, лицо его окаменело.
Спустя минуту Скотт, спотыкаясь от внезапной слабости, спустился по ступенькам и побрел, держась за стены дома, к погребу. Влез в окно и закрыл его за собой. И, все еще дрожа, спустился с груды коробок.
Завернувшись в старый свитер. Скотт сидел в кресле. Зубы его стучали, и он весь дрожал от холода.
Немного погодя Скотт снял с себя одежду и повесил ее сушиться над обогревателем. Стоя рядом с топливным баком в своих высоких коричневых ботинках, набросив на плечи свитер, он глядел в окно.
Наконец, когда бездействие, напряжение, мысли стали невыносимы, Скотт начал стучать ногой по картонной коробке. Он стучал до тех пор, пока нога не заболела, а стенка коробки не порвалась почти до самого пола.
– Когда же ты успел простудиться? – спросила Лу, и в ее голосе зазвучали нотки раздражения.
Скотт простуженно прогнусавил:
– Чего же ты ожидала, если я прикован к этому чертову погребу целый день!
– Извини, дорогой, но… ну, может, я завтра останусь дома, чтобы ты целый день мог пролежать в постели?
– Не стоит, – ответил он.